Босс
Шрифт:
Не сводящий. А уже… уже превративший её в сумасшедшую, которая жадно наслаждается коктейлем из боли и чистого кайфа, льющегося в вены и плавящего внутренности. Пустота сменяется наполненностью, до краёв, до дрожи, пока её безжалостно втрахивают в стол. Никогда она ещё не ощущала себя более цельной. И когда до взрыва петарды перед глазами остаётся самая малость, Алекс вдруг останавливается в самой глубине проникновения, чтобы хрипло просипеть ей на ухо, дополняя скользнувшими к горлу пальцами в немой угрозе:
— Чья ты? — хватка стискивает шею, перекрывая доступ кислорода, превращая вдох лишь в панический хрип. Глаза в глаза, ожидая единственно возможного ответа и надавливая на синеватую венку длинными
— Твоя, — тут же шепчет она, сдерживая стон от разочарования, что может остаться на самом краю. А что он способен контролировать её дыхание — бесспорно даже без руки на горле. — Твоя, Алекс…
Правильным ответом заслуживает глубокий, влажный поцелуй, закрепляющий эту несмываемую метку — и только спустя ещё несколько секунд холодные пальцы отпускают её шею, возвращаются на бедро, сжимая кожу. Новый отчаянно резкий рывок в её тело встречен победным всхлипом, волной тепла: угодила, угодила ему, он не оставит и не уйдёт, он доволен…
Ему хватает ещё нескольких рваных толчков, чтобы Эми затряслась от разбившей тело разрядки, утопая в полнейшей нирване. Всё копившееся так долго напряжение выливается в блаженный вскрик, утонувший в ответном стоне Алекса прямо в её шею, покрытую красными следами от пальцев. Он словно не может остановиться, непроизвольно продолжая двигаться, проталкивая дальше сперму. Награждая за послушание, и это главное счастье.
Эми роняет голову ему на плечо, окончательно обессилев и ещё мелко подрагивая от оргазма. В воздухе пахнет сексом, шоколадом и кровью. Капли пота стекают по спине. А важно лишь, что она выплыла, держась за Алекса, как за спасательный круг. Тяжело дышит от того, сколько усилий это стоило.
— Ты и правда, очень послушная, маленькая Эм, — удовлетворённо шепчет он ей, поселяя глупую улыбку на лице. — У меня для тебя подарок. Я знал, что не ошибся в тебе, и всё получится.
Она неловко отодвигается, позволяя ему покинуть её распалённое звенящее тело. Алекс сверкает углями в глазах, а затем тянется к карману болтающегося пиджака, чтобы вытащить на приглушённый свет тонкий чёрный кожаный чокер с медным кольцом. Эми ахает от шока, но пошевелиться так и не способна. Даже когда с прежней ухмылкой мужские руки вновь тянутся к её шее и уверенно застегивают аксессуар поверх оставленных укусов и красных следов. И она понимает, что это не просто подарок от хозяина — это клеймо. Это статус. Это её коленопреклонное положение, от сего дня и до гробовой доски.
И она не против. Потому что отныне есть только одно мнение, и если Алекс решил, что она достойна его ошейника — так тому и быть. Всё, что ей осталось, это обрадовано улыбнуться и вновь уронить тяжёлую от помрачившегося рассудка голову ему на грудь, слушая ровный стук сердца:
— Спасибо, папочка.
2. Хорошая девочка
Машина светится ненужным чёрным глянцевым пятном среди серых многоэтажек. Откровенно дерьмовый райончик, кишащий тараканами, торчками и отбросами общества. Но Нику это привычно — слишком часто приходилось вытаскивать Мэл из таких же притонов. Сейчас он стоит, небрежно привалившись спиной к дверце служебного джипа и спокойно покуривая сигарету. Расслабиться не выходит. У редких прохожих складывается впечатление, что крепкий широкоплечий парень в чёрном форменном костюме просто караулит дорогую тачку. Но на самом деле он ждёт, изредка бросая хмурый взгляд глубоких зелёных глаз на дверь ближайшего многоквартирного дома: вернее, жалкой разваливающейся хибары, изрисованной баллончиком. Воняет просто нестерпимо, мочой и дешёвой травой, парами алкоголя и другими радостями человеческой жизнедеятельности. Но тут, на окраине Чикаго, живут не люди, а клопы. Ни один мужчина не отпустил бы в такое место хрупкую девушку одну, без защиты, с каким-то
Амелию защищает одно только имя, а значит, волноваться не о чем. Да и вряд ли кто-либо смог бы навредить ей. Короткого взгляда на эту бестию обычно хватает, чтобы понять, что с ней лучше не связываться. И дело не во внешности. А в диким пламенем горящих глазах, часто жирно подведённых, смотрящихся пустыми серыми блюдцами на аккуратном кукольном личике. Люди непроизвольно отворачиваются от неё, подсознательно ощущая страх. Нику же не страшно — точнее, не от того, как сильно преобразилась девушка, которую три недели назад подвозил в Браунвилль. Он помнит тот вечер и скромную секретаршу Терезу, стесняющуюся спросить, долго ли им ещё ехать. Но из-под маскировки спустя короткое время проступило нечто совсем иное — маленький забитый зверёк, управу на выходки которого находит только сам Босс. Если он не рявкнет команду «к ноге» своей злобной сучке — так ласково её окрестили другие шестеренки его картели — то каждому может достаться от крепких зубок.
Обычно она смешно огрызается, если Ник, подвозя её по очередному заданию от Алекса, начинает заводить разговоры. Просто не любит ездить в гробовом молчании, да и наблюдать за ней забавно. Тем, как она старательно носит свою новую кожу, эту чёрную куртку, чтобы только не обнажать боль за стеклянными глазами. На интуитивном уровне, но это ощущается легко для того, кто сам терпит такую же тяжесть внутри. Эми слаба — а пытается казаться не сломанной, цельной, способной дать отпор. И это выглядит жалким, потому что каждый из обслуги Браунвилля не раз видел её в истинном положении, о котором говорит тонкий кожаный чокер с круглым кольцом посредине тощей шеи. Ни разу не снятый за три недели.
Лёгкий летний ветер начал играть в светло-русых, чуть волнистых волосах водителя, но он приносит с собой только новый поток вони, и Ник с отвращением отбрасывает под ноги недокуренную сигарету. Ненавидит такую часть работы. Да и саму работу хочется послать к чёртовой матери, вот только выбора ему никто не давал. Держи язык за зубами, крути руль, следи за всеми пятью тачками в гараже Босса — и может, твою тушку не утопят в ближайшем болоте. Он знает, что эти угрозы не пустые. Потому как именно ему в компании со старым дворецким Кларксоном приходится периодически вывозить трупы и прикапывать в лесу. Уборщик. Ещё одна, негласная обязанность. Тихо вымывать кровь из багажника, борясь с тошнотой и отвращением.
Хлопает дверь за его спиной, и из дома выходит Эми. Недобро прищуривается на осветивший лицо солнечный луч. Она снова в боевом виде: кожаные куртка и брюки, удобные ботинки, привычный ошейник. Жидкие прямые пепельные прядки в художественном беспорядке, а пасмурно-серые глаза кажутся особенно тёмными, словно гуще собрались тучи в небе. На фоне общей бледности кожи выделяются только губы, накрашенные насыщенной вишнёво-бордовой помадой. В руке девушка держит небольшую белую коробку с ручкой, наподобие ланчбокса, вот только Ник помнит суть распоряжения Алекса, и потому уверен, что там не вчерашний салат.
— Поехали, — небрежно бросает она водителю и расслабленно падает на переднее сиденье машины. С лёгким отвращением кидает коробочку себе под ноги и подхватывает с приборной панели его сигареты, не спрашивая разрешения. Впрочем, по тому, как дрожат её тонкие пальцы, Ник сразу сознаёт, что возражать ей не станет. Яркие пухлые губы Эми трясутся, и она торопливо поджигает сигарету, делая первую затяжку с прикрытыми на секунду глазами.
— Как всё прошло? — не может не поинтересоваться он, устраиваясь на месте водителя и заводя двигатель. Чтобы прислужница Босса не решила, что он лезет не в своё дело, приходится тут же торопливо добавить, — Успешно, или нам придётся вернуться сюда ещё раз?