Боткин
Шрифт:
Наум Прокофьев лежит в отдельной палате, в четырех прилегающих комнатах — карантинный врач Васильев, два студента, служитель и сиделка. Комнаты изолированы, еда передается через окно, все, что нужно, пишут на бумаге и показывают через стекло.
Вскоре за стеклом появляется бюллетень за подписью доктора Васильева: «Температура 39,5, пульс 94, напряженный, головная боль, больной большей частью лежит, забытье».
На другой день новый бюллетень: «Температура 37,5, пульс 76, легко снимаемый, объективные явления те же, опухоль „статус кво“, больной жалуется на слабость и отсутствие аппетита. Ночь провел спокойно». Это сообщение радует всех окружающих, но больше всех, кажется, радует оно градоначальника Зурова. Накануне он, как и предчувствовал, получил серьезное неодобрение сверху и теперь спешит принять меры. Срочно созывает он
Заключение составлено тонко. Чума теперь вовсе не упоминается, вообще вся болезнь Прокофьева умело окутана тайной. Зачем-то упомянут сифилис, каждому врачу ясно: безрецидивный период означает, что ни о каком рецидиве этой болезни не может идти речь. Но это ясно врачам, а для непосвященных у дворника — сифилис. Бубоны названы то идиопатическими, то симпатическими, благодаря чему они выглядят как-то «симпатичнее» и вовсе не похожи уже на чумные.
Но все же авторам заключения оно кажется не совсем убедительным, и 15 февраля созывается новая «особая комиссия», составленная из членов медицинского совета под председательством лейб-медика профессора Зденкауэра. «Особая комиссия» производит также осмотр больного и, вдохновленная первым заключением, составляет уже новое: «У Наума Прокофьева опухоли желез объясняются предшествовавшими сифилитическими страданиями. Что же касается до острой инфекционной формы болезни, то отсутствие опухоли печени и селезенки… не дает права признать болезнь за имеющую какую-либо аналогию с астраханской эпидемией…»
Это заключение, подписанное медицинскими авторитетами, звучит уже вполне определенно (ведь Прокофьев поправляется, и это не опасно): никаких признаков чумы нет, у больного просто сифилис! Профессор Боткин допустил ошибку!
Теперь в газетах, печатавших 14 и 15 февраля короткие сообщения о случае в терапевтическом отделении, появляются сообщения об «ошибке» профессора Боткина. Его обвиняют даже в том, что в Ветлянке была признана чума. Издаваемая махровым реакционером Катковым газета «Московские ведомости» пишет:
«Медицинский авторитет сначала заочно, не имея положительных данных, провозглашает плохо исследованную болезнь индийской чумой, черной смертью, а потом, встретив довольно обыкновенный случай сифилиса, поспешно, не слушая возражений, объявляет, что это чума, что чума, стало быть, в Петербурге… по всей России, и какие произошли бы тогда последствия? Не было ли бы тогда искусственно произведено бедствие большее, чем даже смерть нескольких сот человек? Фальшивая тревога, причиненная курьезным и прискорбным случаем с сифилитиком Прокофьевым, которого профессор Боткин с таким невероятным легкомыслием признал за больного чумой, у себя дома, конечно, не замедлит улечься, но случай этот, как водятся, не останется без международных последствий, далеко не так скоро изживающихся. Телеграф из Берлина уже возвещает новые меры строгости против России, подготовляемые тамошним правительством».
Статья откровенно показывала, откуда дует ветер. Были задеты интересы все тех же кругов, которые опасались закрытия границы для вывоза товаров.
Вынужденный ответить на нападки, Сергей Петрович пишет письмо в редакцию газеты «Новое время».
Он еще раз подробно излагает свою точку зрения на возможность появления легких форм заболеваний чумного характера и на необходимость научного изучения их, своевременного обнаружения и широкой публикации сведений о чуме для предотвращения паники. Он подробно описывает снмптомы болезни Наума Прокофьева, показывая, что диагноз сифилиса исключается. «Такая диагностическая ошибка была бы непозволительна профессору клинических внутренних болезней… как бы ни желательно было мне ошибиться в таком случае, — писал он. — Не могу признать моей ошибки и глубоко проникнут истинностью моего убеждения. Я бы не позволил себе защищать
Это полное искренности и благородства письмо вызвало реакцию в медицинском мире. В Обществе русских врачей профессору Боткину была устроена овация. Заседание общества было назначено в химической аудитории Медико-хирургической академии.
Сергей Петрович приехал, как всегда, точно, он казался нездоровым и очень постаревшим. Пройдя к своему месту, он грузно опустился на стул. Первым выступил профессор Славянский — прочитал адрес от Общества русских врачей. Затем от профессоров Медико-хирургической академии прочел адрес доктор Николаев.
В адресе общества врачей отмечалось, что столетие назад Москва была застигнута чумой врасплох по вине врачей, которые скрывали истину, а высказывалось одобрение принципиальности Боткина.
Сергей Петрович выступил с ответной речью:
«Я глубоко тронут! Вы сняли с меня тяжелый камень, лежавший на моей душе последние 10 дней. Не думайте только, что я сделал в данном случае что-либо многое, великое, не возводите моего поступка в героизм. Я говорю это не в силу только скромности. Всякий другой на моем месте поступил бы так же».
Единодушное выступление врачей, поддержавшее и успокоившее Боткина, было резко осуждено его недоброжелателями. Известный в то время журналист В. О. Михневич, выступавший в печати под псевдонимом «Коломенский Кандид», напечатал в воскресном номере «Новостей» фельетон.
«Вашими адресами и овациями вы расписались в сокровенном убеждении, что авторитет этот действительно расшатан и подорван и что, стало быть, его нужно поддержать чрезвычайными мерами, чтобы он не рухнул окончательно…» — писал Михневич.
И снова в газетах появляются статьи с различными толкованиями случая с Наумом Прокофьевым.
Боткина обвиняют в том, что он якобы играет на бирже и «выдумал» чуму в Петербурге в корыстных целях, и в том. что он раздул случай с Наумом Прокофьевым, чтобы добиться улучшения санитарных условий в России, и даже в том, что его целью было ослабление правительства.
Под видом обозрения иностранной прессы подносилось такое сообщение:
«…считают, что здесь происходит таинственная закулисная игра. По достоверным источникам из Петербурга сообщают, что там подозревают „нигилистические“ происки… что в числе ассистентов Боткина имеется двое состоявших вожаками нигилистов, что достоверно то, что между революционерами замечена невероятная дерзость… Другие сообщения Боткина представляют жертвой правительства, мучеником за свои убеждения, говорят, что это политические махинации против Боткина со стороны правительства: Боткин, мол, выразился неопределенно, но враги, т. е. полиция, постоянно окружающая его своими агентами, поспешила опубликовать, что в клинике чумной, чтоб вызвать раздражение против Боткина, а затем организовала комиссию, осмелившуюся заявить, что у Прокофьева сифилис. Члены комиссии состоят на службе и потому подтвердили, Зденкауэр — враг Боткина, так как он заменил его в качестве лейб-медика, чтобы подкопаться под Боткина, правительство выставляет его сообщником нигилистов, выдумавших чуму, чтобы вызвать смуту».
Это уже прямой политический донос.
Инцидент с Наумом Прокофьевым, может быть, не заслуживал бы такого подробного освещения, если бы он ярко не характеризовал те условия, в которых приходилось жить и работать Сергею Петровичу Боткину.
Можно ли все-таки предположить, что в диагнозе Боткина была допущена ошибка? К такому мнению склонялись многие современники, и даже друг его Белоголовый спрашивает в своих воспоминаниях: «Прав он был или не прав?»
Прежде всего следует отмести вопрос о возможности заболевания Наума Прокофьева сифилисом. Здесь, из выступлений современников, достаточно ясна подтасовка данных и предвзятость диагноза противников Боткина. Может быть, как утверждал Боткин в случае с Наумом Прокофьевым, действительно налицо были симптомы легкой формы чумы, появляющиеся как предвестник эпидемии. Возможно, как полагают некоторые медицинские авторитеты, имело место заболевание туляремией, которая в то время не была известна медикам. Сам Боткин, по свидетельству Белоголового, «…до конца жизни… сохранил убеждение, что все тогдашние нападки были несправедливы, что диагностика его была верна…».