Боткин
Шрифт:
Сергей Боткин с головой ушел в ученье. Для него не существовало теперь ничего, кроме медицинских книг, прозекторской, клиники…
Что же касается Белоголового, то его интересы развивались в совершенно ином направлении. Он писал об этом впоследствии: «Я же на первом курсе сильно отбился от Боткина и своих пансионных товарищей, не стесняемый обязательным посещением университета, проводил я часы лекций, в трактире за чтением литературных журналов…
…Студенческим трактиром был тогда трактир Гробостова; мы ежедневно эа парой чая я десятикопеечным пирогом, выкуривая бесчисленное количество трубок жуковского табака, читали вслух, не обращая внимания на стоящий кругом нас гомон трактирной жизни, вновь
С этими неопределенными желаниями Белоголовый прибегал первое время к Боткину. Но он не встретил в друге сочувствия. Сергей был увлечен своими занятиями, покорен открывшимся ему миром фактов. Странным, ненужным казались ему рассказы Белоголового о прочитанных романах, восхищения по поводу стихов, разговоры о несовершенстве жизни. А Белоголовый обижался, возмущался равнодушием друга, осуждал его за «индифферентность». Друзья охладели друг к другу и почти не встречались.
Глава IV
По пути Пирогова
«Боткин… и Пирогов… верят в медицину как в бога, потому что выросли до понятия „медицина“».
В июне 1853 года началась война с Турцией, в ноябре к Турции присоединились связанные с ней договором западные страны. Англо-французский флот вошел в Черное море.
Итоги первого года войны для союзников были малоутешительными, решающих побед англо-французские морские силы не одержали. Это радовало москвичей. Но доходили тревожные слухи. Приезжали из Крыма офицеры, рассказывали о полной непригодности главнокомандующего Меньшикова, о его бездеятельности, нерешительности, о плохом оснащении армии.
В Москве по рукам ходило донесение адмирала Корнилова, в котором указывалось, что ни госпиталей, ни перевязочных пунктов, ни даже достаточного количества носилок в Севастополе нет, и этим объясняется огромное количество раненых, оставляемых на поле сражения.
В один из январских дней 1854 года в аудиторию медицинского факультета явился субинспектор и объявил, что ректор Альфонский и декан Анке просят студентов сейчас же подняться в операционный зал.
«…Как только мы были в сборе, — вспоминает Белоголовый, — ректор обратился к нам с короткой речью о том, что начавшаяся война показала большой недостаток во врачах и что вчера получено из Петербурга предписание предложить студентам 4-го курса держать немедленно выпускные экзамены на получение звания врача».
Начался опрос студентов. Когда очередь дошла до Боткина, он, не колеблясь, ответил «да». Белоголовый же категорически отказался.
После ухода ректора Белоголовый бросился к Боткину:
— Почему ты так быстро решился? Ведь это вздор, что пятого курса не будет, куда же денут нас, желающих получить полное медицинское образование? Да и какие же врачи без пятого курса?
— А я, брат, удивляюсь, что ты уперся как баран, — отвечал Боткин, — ну что же за беда, что мы кончим годом раньше, зато мы на войне сразу будем иметь огромную практическую
— Ну, а как ты сделаешь с такими крайне необходимыми предметами, которые предстоят на пятом курсе, как патологическая анатомия, операционное акушерство, глазная клиника, судебная медицина?
— Да это я и без тебя знаю, что необходимо, и придется восполнять эти пробелы потом, по окончании войны. Конечно, и мне самому очень досадно, что не кончу курс как следует, да делать нечего; нельзя же, чтобы все делалось по нашему желанию. А сказать тебе, почему я так быстро согласился? Еще на днях у нас зашел разговор с Грановским о недостатке врачей в наших войсках, и он мне сказал, что если бы он был на моем месте, то есть студентом четвертого курса, то сейчас же бросил бы университет и ушел бы фельдшером в действующую армию. «Время ли теперь учиться, — говорил он, — вы только представьте себе, что тысячи раненых солдат лежат теперь на полях сражения, стонут, и мучаются, и гибнут от недостатка ухода; и скольким бы из них вы могли помочь; ведь вы им можете принести гораздо больше пользы, чем хороший фельдшер, а там и фельдшеров даже не хватает». Эти слова Грановского вспомнились мне как раз в ту минуту, когда меня вызвал декан, я и согласился.
Белоголовый заколебался. «Меня, тогда пылкого 19-летнего юношу, — вспоминал он впоследствии, — как и Боткина, тянуло в водоворот войны, с которой для нас связывались и помощь больным и раненым, и удовлетворение патриотическому чувству, и масса разнообразных, незнакомых доселе впечатлений… К тому же Боткин мне говорил: „Ведь мы с тобой отлично можем устроиться в какой-нибудь полк вместе; первое время нам будет трудно, но зато мы станем поддерживать друг друга и помогать одни другому“».
Мнение Грановского в университете разделял профессор Иноземцев, он говорил Боткину:
— Правда, хирург из вас не получится, но и терапевты нужны в военных госпиталях.
Однако большинство профессоров считало более полезным дать возможность студентам закончить университет. Противоречивое мнение руководителей смущало.
Белоголовый обратился к ректору Альфонскому с просьбой помочь ему получить разрешение родителей уйти из университета. Тот, выслушав его, сказал:
— Не только не возьмусь писать вашим родителям, а совершенно напротив, как человек, заменяющий вам здесь отца, могу вам дать единственный и самый разумный совет — ни под каким видом не прерывать вашего медицинского воспитания, не кончив полного курса. Иначе из вас выйдет врач-недоучка, и вы потом всю жизнь будете чувствовать эту незаконченность своего образования и горько сожалеть о ней.
Пикулин говорил Сергею Боткину о том же:
— Что сможете сделать вы, студент, без знаний даже пятого курса? Все, что вы приобретете еще за год в университете, будет полезно и вам и раненым. Ведь в Крыму надобно отвечать за жизнь людей не так, как в клинике, где есть над вами старшие, у кого можно спросить совета, — там вы один будете решать, что делать.
В семействе Боткиных заявление Сергея о том, что он через шесть недель выходит из университета, было встречено отрицательно. Старик Боткин вспомнил свою былую строгость:
— Раз за что взялся, должен кончить, недоучкой негоже быть, не позволю.
После долгих колебаний Боткин и Белоголовый остались продолжать учение в университете и весною перешли на последний, пятый курс. В этом году молодым медикам пришлось не по-ученически заняться врачеванием, причем в условиях, почти равных военным. Летом в Москве вспыхнула эпидемия холеры. На борьбу с ней университет в помощь врачам выделил студентов пятого курса. Среди них был Сергей Боткин. Принятыми мерами удалось к осени ликвидировать эпидемию, занятия в университете начались своевременно.