Бой вечен

Афанасьев Александр

– Сколько леди должна?

Он дал сорок долларов и заказал два кофе по-бедуински. Кофе по-бедуински – типично местный кофе, в западных странах он неведом. Его варят в турке, но не на огне, а в специальном сосуде, заполненном горячим песком, турку погружают в него чуть не по горло и уже это ставят на огонь. Песок передает жар огня равномерно. Кофе кладут в несколько раз больше, чем при обычной заварке, только молотый вручную, ни в коем случае не растворимый. Еще специи, секрет которых у каждого бедуина свой. Кофе этот подают в маленьких чашечках, примерно в четыре раза меньше, чем обычная европейская чашка, пить этот кофе нужно горячим, потому что холодным его выпить практически невозможно.

Он не предназначен для того, чтобы наслаждаться его вкусом, вкус просто ужасный, и если не обожженные вкусовые рецепторы – проглотить его невозможно. Но чашка этого кофе – способна поднять даже мертвого и держать его на ногах целый день. Именно этот кофе признавался творением Сатаны и запрещался, именно этот кофе пили, когда отправлялись на долгое богомолье – он позволял держаться на ногах и молиться часами. Именно этот кофе сейчас был нужен Крис, чтобы прийти в себя…

Раскаленная лава вместо кофе обожгла ее. Закружилась голова.

– Господи… – просипела она, пытаясь прийти в себя. – Это что, гашиш?

– Нет. Просто кофе. А что – пробовали гашиш?

– Пару раз. Когда была совсем молодой и глупой.

– Так что насчет террориста? Где вы его увидели?

– Я же говорю – в Риме. Прилетела за ним сюда…

– Где он сейчас?

– Пойдемте…

Майкл проглотил свою чашку, поставил ее на стол.

– Пойдемте…

Местные шлюхи озлобленно взглянули на уходящую парочку.

– Вон там! – показала Крис. – Его машина стоит там, в проходе. Большая машина… немецкая, кажется.

– Не показывайте рукой!

– Хорошо, хорошо…

Майкл с сомнением взглянул на переулок. Темный, узкий, никак не обозначенный. В Каире таких полно, городу больше тысячи лет. В Средневековье можно попасть, всего лишь сделав несколько шагов в сторону от проторенной туристической тропы.

– Послушайте… раз уж я помогла вам… как насчет интервью. Этой мой хлеб…

– Пока мы ничего не знаем. И я не могу давать интервью.

– Вот так, значит…

– Пойдемте.

Взяв Крис за руку, Майкл перевел ее через дорогу, подвел к машине.

– Ваша?

– Да. Недавно купил. Садитесь. Не сюда, за руль…

Крис втиснулась за руль. С ужасом уставилась на лежащий на пассажирском сиденье автомат. Как и все гражданские, искренне стремящиеся чем-то помочь, Крис не осознавала всей серьезности происходящего. В понимании гражданских все бывает как в компьютерной игре или телесериале про полицию. Но когда видишь рядом с собой автомат… это впечатляет…

Майкл сунулся в багажник, вытряхнул туда все из сумки и переложил в сумку автомат и боеприпасы. Закрепил на каске монокуляр ночного видения, проверил его работоспособность, но надевать пока не спешил. Все же – это улица.

– А мне… что делать?

Майкл порылся в кармане и достал ключи.

– Немедленно уезжайте отсюда. Поедете прямо по дороге, дальше свернете направо и поедете по набережной. Увидите высотки. «Нильский Хилтон», номер семьсот восемнадцать. Ждите меня там.

– Но…

– Все нормально. Здесь никто ничего не скажет.

– Я не про это, – разозлилась Крис, – я остаюсь. В конце концов, я журналистка и этой мой репортаж. Я не собираюсь менять на «Нильский Хилтон», где меня примут за шлюху, репортаж, за который я потом могу получить Пулицера [48] .

– Или пулю в голову, – сказал Майкл, – прямо сейчас.

Крис разозлилась.

– Парень, я больше года провела в Персии. Там не говорили «пардон» на каждом шагу!

48

Пулицеровская премия –

премия в области журналистики, едва ли не самая уважаемая в мире.

Черт…

– Персия… знали вице-адмирала Воронцова?

– Нет. А кто это?

– Неважно. Сидите в машине. Не смейте идти за мной. Как только все закончится – обещаю, что подумаю о вашем репортаже. Понятно?

– Понятно… – сказала Крис, решив про себя, что как только этот самоуверенный наглец скроется в переулке, она пойдет за ним.

Майкл только улыбнулся.

– Как тебя зовут? – вдруг спросила она.

– Майкл. Меня зовут Майкл. А тебя?

– Крис. Кристина.

– Кристина… Сиди здесь.

Придерживая каску с ПНВ под мышкой, правой рукой он достал пистолет и снял его с предохранителя – нельзя занимать обе руки, хоть одна, но должна быть вооружена. Пошел по тротуару, направляясь к проулку – черной пасти во тьме…

Пригнувшись – противник обычно смотрит на уровне своего роста, – он выглянул в переулок. Совсем темно… темень страшная, но видно, что стоит какая-то машина. Большая.

Черт… по крайней мере в одном эта сумасбродка не солгала.

Он посмотрел назад – чтобы убедиться, что у него не возникло проблем. Но Крис – послушная девочка – сидела в машине.

Майкл даже не подумал, что эта красивая девочка с милым, мелодичным британским английским может работать на британскую разведку и заманивать его в ловушку. Или на кого похуже… а в последнее время исламисты появились и в цивилизованных странах, даже в САСШ, с ними боролись, но они были. Он был полупрофессионалом – именно полу – и никого не боялся. Из тех, кого можно встретить в темных проулках шпионажа и контртерроризма – только эти люди лишены страха. Боятся непрофессионалы – потому что этот мир темен, жесток и страшен. И еще больше боятся профессионалы – эти волки с поседевшей, многократно подпаленной шкурой, они боятся потому, что не раз держали на руках умирающих друзей и знают, что означают золотые орлы на черном граните [49] . Майкл же был молодым волком, которого натаскали на человечину и бросили в бой… по-хорошему, ему пять-семь лет надо было бы отработать под началом кого-то старшего по званию и намного более опытного. Но таких – увы – осталось мало, и нужны они были совсем в других местах. Потому – остановить молодого волка в его прыжке на спину добычи – было просто некому.

49

Старая традиция. Тех, кто погиб на разведывательной службе под псевдонимом – хоронят на военных кладбищах тайно, без залпов над могилой, ночью, только в присутствии семьи и сослуживцев. Согласно протоколу – на могильном памятнике запрещено указывать имя, звание, годы жизни погибшего, оставлять фотографию. Все это – заменяет один позолоченный двуглавый орел, памятник в таком случае делается из черного мрамора. Орел означает, что похороненный здесь геройски погиб на службе России.

Он достал телефон. Набрал номер.

– Да… – ответил Стив.

– Ты где?

– Черт… на набережной. Еще минут десять. Что у тебя?

– Я на месте. Информация подтверждается.

– Не лезь туда один! – крикнул тюлень.

– Не учи моченого. Я блокирую выход и буду ждать тебя.

– Принял. Десять минут.

– Добро.

Майкл спрятал телефон. Десять минут… офигеть просто. Как говорил один из инструкторов, когда гонял их по поросшим лесом арканзасским холмам, время – это жизнь. Интересно, а ты, отец – стал бы ждать десять минут?