Боярщина
Шрифт:
– Я могу объяснить только то, что сам перечувствовал, - отвечал молодой человек.
– Клеопатра Николаевна вас спрашивает про наружность вашего идеала, заметила барышня с ядовитой улыбкой.
– Страдает ведь всякая женщина, прибавила она.
– Про наружность я не могу вам сказать определительно, - отвечал молодой человек.
– Впрочем, мне лучше нравятся женщины слабые, немножко с болезненным румянцем и с лихорадочным блеском в глазах.
– Странный вкус!
– сказала с усмешкой вдова.
– Здесь есть одна такая
– А, понимаю, о ком вы говорите, - заметила барышня, - о Зе?
– Конечно, о ком же больше, - отвечала Клеопатра Николаевна.
– Кто такая Зе?
– спросил молодой человек.
– Женщина слабая, с болезненным цветом лица, с лихорадочным блеском в глазах и вдобавок еще глупенькая, - отвечала Клеопатра Николаевна.
– Худая и больная женщина вряд ли может быть глупа, - возразил молодой человек.
– Все дураки пользуются обыкновенно благом здоровья: у них тело развевается на счет души.
– Желаю вам отыскать поскорее ваш идеал, - сказала вдова, поспешно вставая.
– Пойдемте, Nathalie, - прибавила она, взяв за руку свою собеседницу. Обе дамы пошли в гостиную.
Несмотря на старание скрыть, досада промелькнула в лице Клеопатры Николаевны.
Молодой человек с насмешливой гримасой посмотрел им вслед. Это был один из соседних помещиков, некто Валерьян Александрыч Эльчанинов. Мнение соседей об нем было такое, что матушкин баловень, которая возилась с ним, как курица с яйцом, и, ни много ни мало, проучила и прожила на него двести душ. Ну, и выучить, конечно, выучила многому, но проку из того, кажется, вышло мало, потому что молодой человек вряд ли служил где-нибудь и имел ли даже какой-нибудь чин. После смерти матери он жил по столицам, а теперь приехал на житье в свою разоренную усадьбу - на какую-нибудь сотню душ; и вместо того чтобы как-нибудь поустроить именье, только и занимался тем, что ездил по гостям, либо ходил с ружьем да с собакой на охоту. Прекрасное занятие для молодого образованного человека!
Шум в зале возвестил о приезде новых гостей. Хозяин привстал с места. В гостиную вошел Мановский, сопровождаемый женой. Мужчины приветливо и с почтением подавали руку первому.
– Милости просим, дорогой гость, - говорил хозяин, тоже протягивая обе руки Задор-Мановскому.
– Как ваше здоровье, Анна Павловна?
– прибавил он.
Мановский и жена поздравили предводителя с дорогой именинницей и справились, давно ли от нее получал письма.
– Недавно, очень недавно, - отвечал старик и солгал.
Новоприезжие разошлись; Анна Павловна, поклонившись некоторым дамам, села на отдаленное кресло; Задор-Мановский подошел к мужчинам.
В это время в гостиную вошел Эльчанинов, прислонился к колонне и, стараясь принять несколько изысканное положение, вставил стеклышко в глаз и взором наблюдателя начал оглядывать общество. Вдруг глаза его неподвижно остановились на одном предмете; бледное лицо его вспыхнуло.
–
– спросил он торопливо и не без волнения, схватив за руку проходившего мимо исправника.
– Которая-с?
– На крайнем кресле, в коричневом платье.
– Это жена Задор-Мановского.
– Что ж, она здешняя?
– Нет, он женился там где-то, далеко.
В это время мимо них прошла Клеопатра Николаевна с своей спутницей.
– Ваш идеал приехал, можете адресоваться, - сказала она Эльчанинову. Тот ей ничего не ответил и вряд ли даже слышал ее замечание. Он, не спуская глаз, глядел на Мановскую.
– Как имя этой мадаме Мановской?
– спросил он опять исправника.
– Анна Павловна, - отвечал тот.
– Это она, - почти вслух сказал Эльчанинов и быстро пошел в ту сторону, где сидела Мановская.
Исправник с усмешкою посмотрел ему вслед.
– Ну, теперь пошел, - сказал он, подмигнув стоявшему возле толстому Уситкову и тоже наблюдавшему эту сцену.
– Видно, Мановского еще не видал.
– Да, - отвечал тот, усмехнувшись, - тут насчет этого небезопасно! И не такому жиденькому кости переломают.
Между тем Эльчанинов стоял уже перед Мановской.
– Вы ли это, Анна Павловна?
– сказал он, все еще в недоумении, глядя на молодую женщину.
Мановская взглянула на него, и судорожный трепет пробежал по ее лицу. Она хотела что-то отвечать, но голос ей изменил.
– Валерьян Александрыч, как вы здесь?
– проговорила, наконец, она.
– Я здешний уроженец! Скажите лучше, как вы попали сюда?
– сказал Эльчанинов, садясь около нее.
– Я замужем.
– Замужем? За кем? Мне говорили...
– За Мановским.
– Но вы больны, голос ваш слаб, вы не похожи на себя?
Анна Павловна ничего не отвечала.
– Неужели мои пророчества, - продолжал молодой человек, - которые я предсказывал вам в шутку, неужели они сбылись? Неужели вы?..
– Бога ради, не говорите со мною, - прервала шепотом молодая женщина, на нас смотрят, отойдите от меня.
– Я не отойду от вас, покуда вы мне не скажете, что с вами? Отчего эта перемена? Вспомните, вы называли меня когда-то вашим другом! Вы должны быть со мною откровенны!..
– Только не здесь, бога ради, не здесь, - подхватила Анна Павловна.
– Где же?
– Где хотите: в лесу, в поле, только не при людях!.. Отойдите!
– По крайней мере назначьте время и место.
– Я гуляю в поле, близ Лапинской рощи, - сказала шепотом Анна Павловна, - будьте там в пятницу, в четыре часа!.. Отойдите!
Эльчанинов повиновался ей, и первым его делом было - выйти на балкон. Лицо его горело. Несколько минут простоял он, наклонившись над перилами, и, как бы желая освежиться от внутреннего волнения, вдыхал довольно свежий воздух, потом улыбнулся, встряхнул волосами и весело возвратился в гостиную.