Боятся ли компьютеры адского пламени
Шрифт:
Разговор камрад Сысоев сразу начал на грубом русском-2.
— Так ты, Данилов, говоришь, что твой дружок Анпилин скопытился.
У Данилова заныло где-то в груди, он понял, что начальник подцепил его на свой длинный коготь.
— Ну да, лично прикончил стервеца. От него осталось лишь кучка малоаппетитного дерьма. У вас же есть видеозапись.
— Есть, есть. У меня много чего есть. — значительно произнес Фридрих Ильич. — А это тогда кто? На дерьмо похож не больше, чем мы с тобой.
И между собеседниками прошелся голографический
— Запись-то не старая ли, Фридрих Ильич? И вообще за этим есть какое-нибудь живое тело? — проговорил Данилов слабеющим ртом, чувствуя уже разверзающуюся под ногами яму.
— Это свежак. Видеозапись сделали с пару часов назад на Весте, в космопорту. А насчет отсутствия живого тела обижаешь — с натуры сделали. Уж я, конечно, по всем параметрам запись проверил, не монтаж ли, не мимик ли, не фотокарточка ли с «пластилина», есть ли совпадение по «отпечаткам» ДНК. Сам понимаешь, папиллярный рисунок и узор радужки Анпилин изменил под свой новый мультипаспорт.
— А если просто дебильный клон, без капсулы Фрая? Допустим, анпилинские дружки вывели погулять «чушку», так сказать для оказания на нас психологического давления.
— Никак не скажешь, что это «чушка», судя по тем штукам, которые Анастасий уже успел отмочить на Церере. Там его, как ты понимаешь не опознали, ну и мальчик порезвился. Я бы, сказал, демонстративно порезвился. Постирал половину мимиков в тамошнем солнечном городке и вместо беломраморных дворцов народ теперь зрит отвалы с хондритовой породой, отчего все блюют и стреляются…
Кабинет Сысоева, вернее мимики кабинета, не походили на те стандартные образы, которые приняты в солнечных городах. Ни тебе осточертевших атриумов, портиков и вида на агору. У Фридриха Ильича мимики изображали что-то вроде традиционного японского жилища — белые плоскости, тени, невысокая мебель, икебана, рисуночки с легкими журавлями и сакурами. Камрад Сысоев явно противился эстетическому натиску Афродиты. И он похоже устал от занудства и однообразия, в котором живут солариты.
— Я грохнул Анпилина. — поиграв желваками, максимально твердо произнес Данилов.
— Но не уничтожил. Значит, ты не хотел это сделать. — Сысоев отсыпал корма рыбкам в аквариуме — настоящим, не мимикам, что уже жуткая редкость — ни одним обертоном не выдавая своих планов насчет судьбы подчиненного.
Психофейс Данилова молчал, между желанием включить его (и прощупать мысли начальника) и виртуальной кнопкой включения стояла стена.
— По-моему, Фридрих Ильич, в число наших задач не входит полное уничтожение. — неожиданно для себя Данилов добавил. — Может, покажете закон или хотя бы ведомственный циркуляр, в котором начиркано, что подозреваемых надо стирать дотла без суда и следствия.
Несмотря на явную «борзоту» подчиненного, камрад Сысоев сохранял полное спокойствие и как будто даже доброжелательность.
— Ошибаешься, Данилов. Нам плевать на циркуляры, это все шелуха. Мы руководствуемся разумом. Так что, если надо, мы сжираем врага живьем вместе со всем его дерьмом. И ты Данилов, конечно же, пытался уничтожить Анпилина целиком, но что-то у тебя не сработало. И тут возможно есть моя ошибочка. Самые тошнотворные дела надо поручать парням, которые дольше всего застоялись в сладком киселе солнечного города. Вот, например, Владислав Бергерманн, сейчас он по линии альтернативной истории пробавляется, а раньше был мой кадр — особист. И в резервации Папуа рубил головы смутьянов и носил их на поясе на манер орденов.
— Значит, афинскую толпу утопили в море мы? — спросил Данилов, потому что его неожиданно осенило.
— Их утопил четвертый гипер. Значит это было целесообразно.
— Афродита совершила преступление.
— Гиперкомпьютеры вообще не являются субъектами уголовного права. Надеюсь, ты не тащишь нас в мрачное средневековья, когда по приговорам судов сжигали собак и вешали петухов. Конечно же, я не ответчик за Афродиту, но полагаю, что она спасала мою и, кстати, твою ГДР. Иначе чертовы хаккеры реинкарнировали бы свой бардачный МетаВеб и придурочного Гальгальту впридачу.
Данилов промолчал.
— Ты думаешь, Данилов. И это правильно. — сказал Фридрих Ильич, заботливо кропя из леечки на карликовую березку. Ты уже не так туп, как кажется на первый взгляд. Тебе уже неясно, чем МетаВеб и Гальгальта хуже, чем Великое Объединение и Афродита. Ты меняешься. Твое растущее сознание ломает ограничительную психопрограмму, которую вложили в тебя во время обучения. И я тоже не знаю, нахлебаемся ли мы с тобой горя или ты станешь нашим форвардом. В любом случае, чем выше у нас поднимается парень и чем большими он ворочает делами, тем меньше у него в башке психопрограммных заглушек.».
— И если вы ошибетесь со мной, то мне капец, так что и капсулы Фрая не останется? — спросил Данилов.
— Конечно. Мы играем в эту игру всерьез. — сказал Сысоев, глядя на рисунок тушью, изображающий сплетение «инь» и «янь». А чем нам еще заниматься всерьез? Не знаю, кто эту игру придумал, Гольдманн или кто еще, но ковырять в носу со скуки не приходится.
Данилов почувствовал, что начальник открывает перед ним дверь на следующую ступень соларитской жизни, может быть, более сложную, но и захватывающую. Однако, держит наготове люк, ведущий глубоко вниз.
— Фридрих Ильич, наше Великое Объединение чем-нибудь отличается от США, КНР, халифата и прочих гигантов, которые произвели много шума, а рассыпались в одночасье, не оставив ничего, кроме мусора?
— Да это всё пирамиды, в основании которых находится лишь один принцип. Больше всех потреблять или больше всех производить, или вытягивать из всех остальных деньги. А у нас нет пирамиды. У нас живой организм, и у каждого органа своя задача.
Прямо посреди кабинета распустился мимик дерева. Похоже, что японской вишни.