Бойцовский клуб (пер. В. Завгородний)
Шрифт:
Я беспомощен.
Я глуп, и всё что я делаю — это чего-то хочу и желаю.
Моя маленькая жизнь. Моя маленькая дерьмовая работа. Моя шведская мебель. Я никогда, никогда не говорил этого никому, но перед тем, как встретил Тайлера, хотел купить собаку и назвать ее Антураж.
Вот, насколько хуже всё может быть.
Убей меня.
Я хватаю руль и поворачиваю — назад, в едущие машины.
Сейчас.
Приготовиться к освобождению души.
Сейчас.
Механик борется, чтобы направить
Сейчас.
Поразительное чудо смерти. В одно мгновение ты ходишь и говоришь, а в следующее ты — предмет.
Я — ничто. Меньше, чем ничто.
Холодный.
Невидимый.
Я чувствую запах кожи. Мой ремень безопасности окрутился вокруг меня как смирительная рубашка, и когда я пытаюсь сесть, я ударяюсь головой об руль. Это больнее, чем должно бы быть.
Моя голова отдыхает у механика на коленях, и когда я смотрю вверх, мои глаза фокусируются на лице механика высоко надо мной, улыбающемся, ведущем машину. Я могу видеть звёзды снаружи окна водителя.
Мои руки и лицо в чём-то липком.
Кровь?
Крем с торта.
Механик смотрит вниз.
С днем рожденья!
Я чувствую запах дыма и вспоминаю праздничный торт.
Я чуть не сломал рулевое колесо вашей головой, говорит он.
Больше ничего, только ночной воздух и запах дыма, и звё— зды, и механик, который улыбается и ведёт машину, моя голова у него на коленях, и внезапно мне перестает казаться, что мне нужно сесть.
Где торт?
Механик говорит: на полу.
Только ночной воздух, и запах дыма всё ощутимее.
Я загадал желание?
Высоко надо мной, освещенное звёздным светом из окна, лицо улыбается.
Эти свечи с торта, говорит он, никак не хотят гаснуть.
В звездном свете мои глаза адаптируются, и я вижу дым, поднимающийся от маленьких огоньков, как сигареты вокруг нас на ковре.
Глава 20
МЕХАНИК ИЗ БОЙЦОВСКОГО КЛУБА ЖМЁТ НА ГАЗ, ВЕДЁТ машину в своём тихом яростном стиле. И нам всё ещё нужно сделать кое-что важное сегодня ночью.
Одна из вещей, которым я должен научиться до конца цивилизации — это как определять направление по звёздам.
Вокруг так тихо, как если бы «Cadillac» летел в космосе. Трое парней на заднем сиденье то ли в обмороке, то ли спят.
Мы были на волосок от жизни, говорит механик.
Он снимает одну руку с руля и прикасается к длинному шраму, там, где моя голова ударилась о рулевое колесо. Лоб опух так, что глаза почти закрыты, и он пробегает холодными кончиками пальцев по опухоли. «Corniche» подскакивает в яме, и боль заволакивает темнотой глаза как тень от полей шляпы. Помятые задние рессоры и бампер скрипят в тишине вокруг нас, несущихся по дороге.
Механик говорит, что задний бампер «Corniche» висит на соплях, что он был почти оторван, когда зацепился за передний бампер грузовика.
Я спрашиваю: сегодняшняя ночь — это
Часть его, говорит он. Я должен принести четыре человеческие жертвы. И я должен привезти жир.
Жир?
Для мыла.
Что планирует Тайлер?
Механик начинает говорить, и это чистый Тайлер Дёрден.
Я вижу самых сильных и самых умных мужчин из когдалибо живших, говорит он, его лицо чернеет на фоне звёзд в окне водителя. И эти люди качают бензин и обслуживают столики.
Линия его лба, брови, изгиб носа, впадины глазниц, глаза, меняющийся профиль его разговаривающих губ — всё это вырисовывается чёрным на фоне звёзд.
Если бы мы могли собрать этих мужчин в тренировочные лагери и завершить их возмужание.
Всё, что делает пистолет — это фокусирует взрыв в нужном направлении.
У тебя есть класс сильных мужчин и женщин, и они хотят отдать свои жизни за что-то. Реклама заставляет этих людей гоняться за машинами и одеждой. Поколения работают на работах, которые ненавидят, чтобы покупать вещи, которые им не нужны.
В нашем поколении нет великой войны, или великой депрессии, но — да, у нас есть великая духовная война. У нас есть великая революция против культуры. Великая депрессия наших жизней. У нас духовная депрессия.
Мы покажем этим мужчинам и женщинам свободу, порабощая их, и покажем им смелость, запугивая их.
Наполеон утверждал, что может научить людей отдавать свои жизни за полоску ленты.
Представь, что мы объявим забастовку, и все откажутся работать, пока не будет перераспределено богатство мира. Представь, как ты выслеживаешь лося во влажных лесах руин «Rockefeller Center».
То, что вы сказали о вашей работе, говорит механик, вы действительно имели это в виду?
Да, я имел это в виду.
Вот, почему мы в дороге сегодня, говорит он.
Мы — поисковая партия. Мы ищем жир.
Мы едем на свалку медицинских отходов.
Мы едем на станцию уничтожения медицинских отходов. И там, среди использованных бинтов и пластырей, среди десятилетней давности опухолей, использованных капельниц и игл, среди анализов крови и ампутированных органов, среди страшных, действительно страшных вещей мы найдём больше денег, чем сможем увезти за одну ночь, даже если подгоним мусоровоз.
Мы найдём деньги, чтобы заполнить этот «Corniche» так, что он просядет на рессорах до земли.
Жир, говорит механик. Жир после липосакции, жир, отсосанный из богатейших задниц Америки. Богатейших, жирнейших задниц мира.