Бойня
Шрифт:
Зла на Кавказ Сергей не держал. У них своя правда. С возрастом, когда поредели волосы, добавились мозги. Не все так просто. У него даже друг лучший был из тех краев. Кинжал подарил, который сам смастерил: отлил и выточил. С орнаментом на рукоятке и гравировкой на лезвии. Красивый клинок.
Здесь, в Питере, бывший боевик, отсидевший три года и амнистированный, открыл собственное дело. Стал изготавливать чеканку и декоративное оружие. Рэкета он не боялся, а со своим бывшим врагом, который взял его с оружием во время зачистки в Гудермесе и при этом не тронул его семью, искренне дружил. Потому что уважал. Потихоньку-помаленьку дело пошло и кормило
– Бабушкин! Бери своих людей и дуй к Кронверкскому. Там у мечети буза. Муллу кто-то убил. Сводный батальон ОМОНа уже на Петроградке, подкрепления просит. Всех бери, кто есть в наличии, сажай в автобус и на подмогу к нашим! Полная амуниция! Каски, щиты, бронежилеты, дубинки… – умолял по телефону начальник питерской милиции.
– Есть! – взял под козырек Бабушкин и двинулся к автобусам.
Тысячи три мусульман с зелеными знаменами шли на шеренгу ментов, оцепивших район. Впереди верующие несли обернутый в белый саван труп своего муллы. Тело имама, павшего мученической смертью от руки убийцы, мыслью его главного оппонента превратилось в пропагандистский фетиш, в идола праведной мести.
От тела отца оттеснили его сыновей. Их возражения и протесты утонули во всеобщем гневе. Сопротивление зачинщикам беспорядков немногочисленных сторонников мирных переговоров с властями быстро подавили. Кого-то из родни, возмущенной тем, что муллу обернули в саван без омовения, даже избили. За что? За то, что родные хотели просто похоронить имама в строгом соответствии с мусульманским обрядом, по законам Шариата.
Хадисы пророка и суры из Корана толпа оставила богословам. Она вышла на улицы предельно возбужденной. Адепты воинственного джамаата раздавали молодым оружие. И снова «Аллах велик!» зазвучал боевым кличем тех, кто не позволил родным сыновьям убитого прочесть в тишине и скорби погребальную молитву. Оба сына муллы не могли скрыть слез от своего бессилия. Они призывали самого Всевышнего в свидетели и просили у него помощи, напоминая Всемилостивому о том, что имам никогда не пожелал бы, чтоб его бренное тело, словно оккультные мощи, таскали по улице злобные фанатики, возбуждая черную ненависть. Он никогда не призывал к насилию.
Переговорщик, делегированный губернаторшей и возомнивший себя специалистом в контрпропаганде, пытался остановить бунт какими-то казенными словами. Он то и дело повторял, что уголовное дело об убийстве муллы уже заведено и преступники понесут неотвратимое наказание, что власти не имеют намерения прикрывать националистов, чему были десятки показательных примеров. В ответ полетели камни.
Несколько дней назад менты взяли подозреваемых по делу о громкой расправе над четырьмя ни в чем не повинными людьми, включая женщину с ребенком. Арестованных скинхедов держали в «Крестах» недолго, а потом кто-то распустил слух об их освобождении под подписку о невыезде за недоказанностью их причастности к зверскому убийству и отсутствием улик. Сперва взбунтовалась азербайджанская диаспора, ее лидеры прознали, что отцом одного из подозреваемых является милиционер. Азербайджанцев поддержали другие мусульманские анклавы. Тут и понеслось. А потом еще и муллу убили. Таким же топором.
На этот раз у подозреваемых имелось стопроцентное алиби, но акция протеста масштабировалась настолько, что радикалы противоборствующих сторон завопили о баррикадах. Пресса подливала масла в огонь, пытаясь проводить неуместные аналогии с жасминовой
Муджтахид Бен Али вновь наблюдал за демонстрацией мусульманского гнева со стороны, словно бесстрастный полководец. Услужливые лакеи из молодых послушников для лучшего обозрения провели его в башню минарета, дабы он взирал на развитие событий с места муэдзина и взывал к небесам о помощи через суру «Ясин». Провокацию инспирировал именно он, и его верные мюриды сейчас направляли исламский гнев в правильное русло, сняв запрет «харам» на все, что считалось недозволенным у законопослушных магометан.
Но даже они не знали, что конкретно замыслил верховный муршид запрещенного джамаата, когда повязал пояс шахида на своего избранника и приказал ему идти впереди всех со знаменем ислама, на котором золотыми нитями было вышито слово «Джихад». «Священная война» не распознает провинность конкретного человека, зато видит вину целого народа. Если и пострадает невинный, то не напрасно, а в назидание. Если умрет дитя, то, значит, не стать ему воином в стане врага! Война! Бен Али наблюдал за бесчинствами с упоением фататика. Он почти добился своего. Почти. Детонатор сработает от звонка мобильного телефона и взорвет доселе беспечный мир, разбросав окровавленные гроздья гнева из Петербурга на всю страну. Муршид позвонит «избраннику» тогда, когда наступит самый удобный момент.
Был день. Менты не сдавались. С противоположной стороны стала группками собираться петербуржская молодежь – кто в фанатских шарфах, кто в вязаных шапках с прорезями для глаз. С этой стороны сегодня преобладали вовсе не вымпелы футбольных клубов, а националистические стяги. На сей раз количественное превосходство мусульман было подавляющим. Однако менты были вооружены на порядок лучше. А молодчики с кастетами, битами и финками предлагали им помощь в разгоне «черных». Чего и хотел муджтахид…
Бен Али ждал. Сегодня он не молился и не воздавал хвалу Аллаху, а лишь нервно перебирал четки из 99 бусинок по числу имен Всевышнего. Сейчас он не вспоминал ни одного из Его имен, и тем более имени Милосердный. Бен Али лишь смотрел вниз, выискивая затерявшееся в толпе знамя – ориентир, по которому муршид определял местоположение человека-бомбы. Никому не будет пощады. Ни своим, ни чужим. Заряд пластида, эквивалентный десяти килограммам тротила, начиненный металлическими шариками и болтами, возвестит о начале религиозной войны!
Молодчики уже дрались с мусульманами. Менты пустили в ход дубинки, пытаясь утихомирить пыл и тех и других, но, как всегда, сами попали «под раздачу». Щиты и дубинки уже не помогали. Наигранно скорбные переносчики тела муллы-мученика уже включились в бойню, бросив труп на брусчатку. Его бы растоптала толпа, если б не сыновья. Они подобрались к отцу сквозь хаос и давку и уже уносили тело с поля брани.
Появились первые раненые. На булыжники и асфальт полилась первая кровь. Бен Али искал знамя. Но, похоже, шахид его выронил. Где же этот несмышленый мальчик, искусно, с помощью изобретательной софистики и наркотика превращенный шейхом в безропотного, повинующегося зомби? В эпицентре ли хаоса или на фланге, где скопление народа не так значительно и жертв будет недостаточно?