Бойтесь данайцев, дары приносящих
Шрифт:
Лера позвонила Владиславу – у того, чудо из чудес в тогдашней Москве, в съемной квартире на Лосинке имелся домашний телефон. Попросила: приезжай, пожалуйста, в субботу вечером, после работы, надо помочь с мамой, по лестнице ее спустить, на дачу перевезти, там на второй этаж поднять. Тот, как узнал, что требуется его подмога, – сразу встрепенулся, как боевой конь, согласился. Только Кудимова попросила еще: «И ты обязательно, обязательно Галю с собой захвати. Ее моя мамочка особенно любит, без нее и не поедет никуда», – вранье, конечно, чистой воды, но чего не сделаешь, выполняя приказ.
– Да Галя так занята, – попытался отбояриться Иноземцев, – может, она и увольнительную не получит.
– А ты ей скажи от моего имени: мол, Лера говорит, что у тебя перед ней (передо
– А какой должок-то? – спросил не посвященный ни во что Владислав.
– Она знает, какой. Ты только ей от моего имени напомни.
Оставалось лишь бедненькую мамочку представить несколько более тяжелой больной, чем она есть на самом деле. Но для этого требовалось пошептаться предварительно с Виленом и папашей. Впрочем, с обоими своими главными мужчинами она договориться всегда сумеет.
Вот и получилось: в ближайшую субботу, вечером, четверо молодых людей перевозили «истосковавшуюся по воздуху» Ариадну Степановну в Барвиху. Там затащили ее на второй этаж дачи, выпили по рюмке, дождались, когда прибудет Федор Кузьмич, и отбыли на виленовском «Москвиче» назад, на Кутузовский. А уж из квартиры Лера никуда гостей не отпустила. Пили водку, чачу и сухое грузинское; слушали, сквозь вой глушилок, радио «Свобода» в папашином кабинете; судачили, будет ли война.
Владик уверял, что будет: «Наш Никита если удила закусит, так не остановится, пока весь мир в могилу не сведет». Он предлагал Гале срочно взять отпуск, прихватить Юрочку и уехать – хоть к его маме в Энск, хоть к ее, в Воронежскую область. Она не соглашалась и уверяла, что и самому Хрущеву и его коллегам по Президиуму ЦК тоже хочется жить, и поэтому они отступят. Вилен поддерживал Галину. Лера тоже соглашалась с ними, но говорила: «А вдруг кто-нибудь возьмет и запустит ракету или направит бомбу – не выдержат нервы или случайно?» – «Что ты, – успокаивал ее Иноземцев, – чего-чего, а случайностей при запуске быть не может».
И это был единственный момент, когда за весь день произносилось слово «ракета». Кудимова точно выполнила задание Пнина: с Иноземцевыми повстречалась, но никаких секретных данных выведать у них даже не пыталась.
Так как полковник просил докладывать по делу незамедлительно, утром воскресенья, едва она проводила страдающих от похмелья друзей, набрала связной номер:
– Гастроном?
– Вы ошиблись.
– Это «и-двадцать один-десять-три»?
– Ошиблись, говорю я вам.
Она вызвала начальника на конспиративную квартиру на сегодня, воскресенье, двадцать первого октября, на три часа дня.
И снова тот прибыл раньше ее и опять предложил погулять. Они вновь вышли на набережную.
– Мы встречались с Иноземцевыми… – промолвила она.
Пнин кивнул: «Я знаю».
Девушка взвилась:
– Вы следите за мной?
– Помилуй, какая там слежка! Все и так видно, как на ладони. Ну, как, поговорили?
– Ты же сам запретил мне с ними о чем-то разговаривать!
– И правильно.
– И зачем мы тогда, спрашивается, с ними встречались? Столько хлопот!
– А ты представь, – терпеливо ответил полковник, – вдруг за тобой следят и с того берега – тоже? Всегда нужно иметь обоснование, откуда ты получила ту или иную информацию.
– Какую еще информацию?
– А вот эту. – И Александр Федосеевич незаметно положил ей в карман плаща бумажку. – Ты сейчас вернешься домой, зашифруешь ее, затем положишь в свой тайник, а потом подашь сигнал, что появилась срочная информация. Ясно? Только безо всякой отсебятины, я тебя прошу. Переписывай и шифруй все слово в слово.
Дома на Кутузовском Лера выгнала Вилена гулять, а сама зашифровала послание для американской разведки. Удивительно – с тех пор минуло более пятидесяти лет, а она помнила сообщение слово в слово:
САПФИР – ЦЕНТРУ. В связи с особо важным заданием я провела неформальную встречу с источниками, которые являются сотрудниками ведущего ракетного ОКБ-1 и неоднократно бывали на секретных советских
Источники оценивают количество советских межконтинентальных баллистических ракет следующим образом. На полигоне Тюратам (Кзыл-Ординская область) имеется одна стартовая позиция для запуска МБР [13] типа Р-7 (или Р-7 А), одна позиция для МБР типа Р-9 и одна или две площадки для МБР типа Р-16. На полигоне Плесецк в Архангельской области имеются четыре старта для Р-7 А и два – для Р-16. В ракетной дивизии в Нижнем Тагиле поставлены на боевое дежурство не более девяти ракет Р-16, которые в данный момент приведены в состояние полной боевой готовности. Другими позициями СССР в настоящий момент НЕ РАСПОЛАГАЕТ. Все упомянутые ракеты – наземного базирования. Время подготовки пуска изделий Р-7, Р-7 А и Р-9 не превышает три-четыре часа. Время подготовки ракет Р-16 из состояния полной боевой готовности не менее тридцати минут.
13
МБР – межконтинентальная баллистическая ракета.
С этим коротким текстом Лера поступила, как велел Пнин: зашифровала текст, положила его в тайник вблизи от Старо-Можайской дороги и оставила в условленном месте сигнал: «Имеется срочная посылка».
Спустя неделю она получила по радио шифровку из ЦРУ: «Мы благодарим вас за оперативное и точное выполнение нашего поручения. Вы по-настоящему послужили делу мира и разрядке международной напряженности. Ваш банковский счет увеличился на пятьдесят тысяч долларов США. Вы будете представлены к правительственной награде США».
Когда Лера отправляла послание церэушникам, она не сомневалась, что это умелая деза. Не может быть, чтобы Советский Союз располагал настолько малым количеством межконтинентальных ракет! Всего-то несколько стартовых столов, да и боеготовность очень низкая. Вот только непонятно почему, в то время как Хрущев, наоборот, изо всех сил надувает щеки, его контрразведка запускает дезу о том, что мы настолько слабы?
Лера пару раз потом переспрашивала полковника – разумеется, на свежем воздухе, где вероятность прослушки была минимальной: «Почему мы запулили именно такую дезинформацию?» – а он только посмеивался и говорил, что так надо.
Впоследствии, много позже, когда в перестройку стали открываться архивы, Лера принялась изучать вопрос и поняла, что полковник в шифровке для американцев передал ей (и им) чистую правду. Ровно столько, сколько она сообщила «штатникам», имелось тогда в СССР межконтинентальных ракет. Вот только зачем понадобилось Пнину сливать американцам правду?
Вашингтон, округ Колумбия, США.
Добрынин Анатолий Федорович
В шестьдесят втором году не существовало еще «красного телефона», чтобы руководитель СССР снял трубку и поговорил напрямую с президентом США. Договариваться между собой, даже когда напряжение нарастало до немыслимой величины, лидерам приходилось через посредников – тех людей, которым они могли полностью доверять. С советской стороны одним из подобных доверенных лиц стал посол СССР в США Анатолий Добрынин. На момент карибского ракетного кризиса ему исполнилось сорок два, он работал в системе министерства иностранных дел с конца войны, однако на должность посла в Америке заступил только в начале года. Интересы Соединенных Штатов в этих абсолютно секретных и не афишировавшихся в тот момент переговорах отстаивал Роберт Кеннеди – младший брат действующего тогда президента Джона Фицджеральда Кеннеди и генеральный прокурор страны. Роберту в то время исполнилось тридцать пять лет. Встречались они строго один на один, в посольстве СССР или, чаще, в здании министерства юстиции США (которое возглавлял младший Кеннеди). Машина посла подъезжала к неприметной двери в громадном здании минюста на Пеньсильвания-авеню, и Добрынин, никем не замеченный и не узнанный, исчезал внутри билдинга.