Бойтесь напуганных женщин
Шрифт:
– Надя с Лавром ждут нас.
Она напомнила ему об этом как-то смущенно, еще помня его поцелуй и ощущение запретности. Вроде нельзя так, это же получается пир во время чумы. Там, внизу, в поселке наверняка погибли люди, а они здесь...
– В самом деле. – Он открыл кухонный шкафчик и достал из него рюмки.
В кухне горела одна свеча, поставленная в обычный граненый стакан. Видимо, подсвечников у Кости больше не было.
– Знаешь, я вырежу для тебя подсвечник из дерева. У меня как раз есть подходящий корень...
Тоня сказала и запнулась: да остался ли у нее этот корень, и ее скульптуры, и сам дом?
– Мне, наверное, и вернуться-то будет некуда, а я о каком-то корне вспоминаю.
– У меня останешься, – как само собой разумеющееся предложил он.
Глава девятнадцатая
Тоня не нашла подноса, а поставила все на большую, похожую на блюдо тарелку и пошла в гостиную, но у самой двери будто споткнулась и попятилась обратно.
– Ты чего? – удивился Костя, когда она уперлась в него спиной.
– Они целуются.
– Ну и что же? Это вовсе не тот процесс, который нельзя прервать, – хмыкнул он и грудью стал вытеснять ее обратно.
– У тебя кто здесь убирает? – с долей ревности поинтересовалась Тоня, все же задержавшись в коридоре и поглядывая по сторонам.
– Никто, – сказал Костя. – Я считаю, что, пока ты не женат, посторонним женщинам не стоит появляться в твоем доме. Женщины любят домысливать то, чего нет.
– Но мы-то с Надей здесь.
– Это форс-мажор. По крайней мере для Нади.
– Ты жесток.
– Нет, я однолюб.
– Слушай, Бриз, ну что ты врешь? Хочешь сказать, что однолюб – тот, кто любит каждую женщину по одному разу?
– Титова, почему ты мне все время хамишь?
– А ты мне лапшу на уши вешаешь. Только вот не пойму – для чего? Я тебе не священник, чтобы твои исповеди слушать. И не мамочка, чтобы следить за твоей нравственностью!
– Ладно, пошли, люди нас и вправду заждались.
Тоня нарочно говорила с Костей не понижая голоса, чтобы Надя услышала ее и... ну, чтобы не конфузить ее. Или она целуется с другим нарочно, чтобы возбудить ревность бывшего любовника? Тоня про себя посмеялась: Костика вряд ли этим достанешь. Он просто лишний раз философски скажет, что раз сами женщины так непостоянны, чего тогда требовать от него?
Надя взяла себя в руки или Лавр отодвинулся, однако когда Тоня с Константином вошли в комнату, оба сидели рядом, но без всякого намека на интим.
Потом все четверо сели вокруг круглого стола, крепкого, старинного, – наверное, такие были в моде лет пятьдесят назад, – и пока Костя разливал вино, Тоня положила в вазу яблоки, которые нашла в ящике на кухне, и нарезала кусочек сыра, сиротливо лежавшего на полке в холодильнике.
Странная собралась компания под крышей дома Кости Бриза. Волей обстоятельств оказавшиеся вместе Надя и Лавр украдкой друг от друга посматривали: он – на Тоню, она – на Костю.
Костя наблюдал за ними, скрывая улыбку, а Тоня делала вид, что ничего не видит и не понимает.
– Что же, мы так и будем всю ночь сидеть в твоем доме? – поинтересовался Лавр.
– А куда бы ты хотел пойти? – спросил Костя. – Насколько я понял, сель захлестнул поселок, но мы пока не знаем, какие улицы им накрыты. Ниже всех дом Надежды. Мужайся, Надя, твои теплицы скорее всего под грязью... И конечно, мы не знаем о жертвах. Одна надежда, что люди сравнительно недавно уже переживали это бедствие, так что успели залезть на крыши... Не будем до срока гадать...
– А мы-то с Антониной именно гадали – что за грязь? – грустно усмехнулась Надя. – Я думала, грязь – понятие иносказательное. Какая-нибудь неприятность морального плана.
– Ты хочешь сказать, что Тоня знала про сель? – не поверил Константин.
– Выходит, знала. Глядя на кофейную гущу, Тоня сказала, что меня ждет грязь, которая все закроет, а ее – заденет только краем.
– Все правильно: дом Антонины стоит выше твоего.
– Как-то странно, что мы сидим и пьем вино, в то время как там, возможно, гибнут люди, – проговорила Тоня. – Как будто пир во время чумы.
– А мне все же покоя не дает мысль о Михаиле. Неужели он погиб?
Это, значит, Наде не дает покоя?! Она хочет сказать, что Тоня такая бездушная, что о муже и не вспомнила?!
– Во всяком случае, если он попал под сель, то спастись у него возможности не было, – высказался Лавр.
– Думаю, никому из нас не стоит винить себя в стихийном бедствии. Погибнуть мог каждый.
– И я – одной из первых?
Надя, кажется, только теперь осознала, чего она избегла.
– Тошка, а ведь ты, возможно, нас спасла.
– И не сиди, не смотри такими страдальческими глазами! – прикрикнул на нее Костя. – Опять станешь говорить, что ты во всем виновата?
– Но ведь я его оттолкнула...
– А должна была обнять? – Надя сразу приняла сторону Кости. – Между прочим, я тоже видела, как он хватал тебя за руки. И как полез в карман... А потом погас свет.
– Оборвалась линия электропередачи, – сказал Костя.
– Я на минуту даже испугалась, что у меня случилось что-то с глазами, – призналась Надя. – А потом услышала голос Кости: «Бежим!» Лавр схватил меня за руку, и мы побежали. Раньше я встречала в книгах такое выражение: он услышал дыхание смерти. Сегодня я его услышала...
– Минутку подождите! – Костя поднял палец. – Слышите голоса? У меня всего один фонарь, но кто хочет, может идти со мной.
– Мы все пойдем, правда же, – проговорила Тоня.
Жители верхних улиц поселка собрались у лесосклада. И у всех в руках были разнокалиберные фонари, а кто-то догадливый разводил костер.
Огонь вскоре занялся, и в его свете стали видны фигуры сидящих на бревнах и стоящих людей. По мере разгорания костра они стали тушить принесенные с собой фонари.
Причем те, что сидели, были в основном мокрые и грязные, кутались во что попало, чуть ли не в куски брезента, а те, что стояли – в одежде сухой и наспех наброшенной, – взирали на сидящих со скорбными, жалостливыми лицами.