Бойтесь своих желаний
Шрифт:
Он именно ловил кайф от полной власти над другим человеком, теперь Дину было это понятно, а тогда он был слишком растерян, расстроен и искал возможность сохранить хоть какую-то работу. А надо было вставать и уходить. Хоть гордость бы сохранил, что ли…
— Ты можешь прийти ко мне сегодня домой и я решу, стоит ли ради тебя идти на должностное преступление.
На самом деле Дин пришел не к Глебу домой, а на съемную квартиру. После этого дома он впервые за много лет плакал и говорил себе, что больше никогда, что он сам уйдет с этой работы. Но тогда получалось, что это унижение было зря.
—
— Отец умер давно, — ответил Дин раньше, чем успел подумать: «А тебе какое дело?».
— Ну, а здесь я всем сотрудникам за папу, поэтому я тебя повоспитываю… Рубашку сними и подойди к стене, обопрись руками.
— Вы что? Что вы собираетесь делать? — Дин не мог понять, что хочет сделать этот мужественный человек с военной выправкой, на которого ему втайне хотелось бы быть похожим.
— Пороть тебя буду, что тут непонятного? Или ты струсил? Боли боишься? Что же ты за мужик такой. Или боишься, что девушки не будут любить? Ничего, шрамы украшают мужчину, а девушки на нищего бомжа даже не посмотрят. Не решаешься — значит, собирайся и уходи, и завтра на работе можешь не появляться.
Конечно, Глеб взял его «на слабо», особенно этим «боли боишься», хотя обещание, что на работу он может тоже не выходить… возможно, оно все-таки перевесило. Нет работы — это значит, что надо собираться, пока еще есть деньги на дорогу, и возвращаться домой, в маленький бедный городок, где нет работы, к дядиной семье, которая и так заботилась о нем слишком долго. А там еще братишек двоюродных трое, их надо кормить, а не его, здоровенного лба…
Глеб Антонович просто и без затей выпорол его ремнем по спине, а потом и по заднице, и уже без разницы было, что через брюки. Штаны снимать Дин точно бы не стал. А больно от этого было не меньше.
Его никто никогда не наказывал так жестоко. Ну, да, тетка шлепала иногда или давала подзатыльник, но так это в детстве было, и своих детей она так же наказывала. Бабушка как-то отшлепала хорошо, так, что садился потом с опаской. Но это же за дело, он сам тогда знал, что виноват, нашкодил. А дядя, наоборот, в наказание заставлял делать разную неприятную работу и вел длинные беседы.
Но ремнем, так, что он едва не заорал от боли первого удара, а потом пытался вцепиться в стену и кусал губы, стараясь не издать не звука, когда спину как будто кипятком облили, а ремень все поднимался и опускался… И несколько ударов пряжкой по заднице, после которых точно синяк будет, и сидеть у него не получится долго, наверное. Да что там — сидеть, ему бы уйти сегодня своими ногами.
Когда все закончилось, Дин непослушными руками снял со спинки стула свою рубашку, вытер мокрое лицо, уже не стараясь сделать это незаметно и, пытаясь не морщиться и не издать ни звука, с трудом ее надел. Застегнуть и заправить в брюки сил уже не было.
— Ну, что, одну неделю ты отработал.
— Как — одну?
— Одну. А ты что думал? Такие услуги дорого стоят. Приходи снова через неделю. А если передумаешь — так я не настаиваю.
«Ну, перетерплю, не развалюсь. Сейчас же выдержал. Зато не придется новую работу искать».
Из дома Лары он уходил, каждый раз боясь, что она спросит, догадается… Неизвестно,
И он боялся сказать Ларе, что если их кто-то увидит вместе… да не кто-то, а вполне определенный человек, у него будут большие неприятности. Непонятно только, нужен ли Ларе такой геморрой в его лице?
Получается, что он очень удобно устроился в своей жизни. И он знал, как таких людей называют. Альфонсы — это если прилично, неприлично — ну, тут выбор богаче. И он чувствовал себя именно таким, даже оправдаться нечем.
Лара
У него, похоже, один комплект одежды на все случаи жизни. Понятно, просто нет денег. И ведь не предложишь, даже не купишь в подарок — гордый! Хотя этой гордостью он мне и понравился, и я совершенно не поверю предположению, что он просто набивает себе цену. Уж, наверное, я что-нибудь понимаю в жизни и отличу искренность от расчета.
Вчера Дин пришел довольный, счастливый, похвастался обновкой и принес мне подарок. Ненормальный — я-то знаю, сколько стоят эти простые на вид финтифлюшки, для него это очень дорого! Но — прекрасно понимаю, что я не скажу ничего подобного: «Ты что, с ума сошел, это же очень дорого, лучше бы себе что-нибудь купил!».
Во-первых, я ему не мама, чтобы опекать взрослого парня, как ребенка. Во-вторых, я очень обижу его, лишний раз показав, что мне ничего не нужно, я сама могу все купить. А, в-третьих, мне очень приятно от этого подарка и как-то тепло внутри от его заботы и внимания.
А сегодня…
— Это будет очень глупо, если я приглашу вас в ресторан? — Дин смущался, но был твердо настроен получить ответ.
— Нет, не глупо. Я пойду, если пригласишь, — улыбнулась я, — и, давай уже, на «ты» переходи, когда мы дома.
— Тогда… пойдешь со мной сегодня вечером?
Дин снова смущался, когда вышел в гостиную и дожидался Лару.
— Вы такая красивая, — наконец решился он, — я смотрюсь, наверное, как дешевка, как мальчик по вызову…
— Это ты о чем? — не поняла Лара. — О костюме, что ли? Вот дурак. Как ты думаешь, кому больше сегодня позавидуют — девочкам-Барби с упакованными спутниками, на которых без слез не взглянешь, или нам? А, все равно ты ничего не понимаешь, так что оставь это мне, — она смягчила свои слова, накрыв его руку своей.
Мальчишка, совсем мальчишка, но какой притягательный — вот уж цена одежды тут роли не играла! Короткая спортивная стрижка, горящие энтузиазмом глаза и румянец на смуглой коже — он сам даже не понимает своей привлекательности, не замечает, какие взгляды на него бросают украдкой женщины, а кто-то из мужчин тщательно изображает презрение, а в глубине души так же тщательно давит зависть. «Ты не генерал, и слава богу, двадцать лет спустя ты понемногу станешь понимать, что молодость важней погон…» — вспомнилась Ларе одна песня.