Боже мой, какая прелесть!
Шрифт:
И добавила вполголоса: – Если они вообще существуют…
Но Антон услышал:
– А почему ты решила, что они не существуют?
– А потому, что Коновалов пошел на убийство, – сказала, перестраиваясь в правый ряд, и посмотрела на мальчика в зеркало. – Прости. Но он почему-то не совсем поверил твоей тете, решил, что она блефует. Иначе не отважился бы ее сбить. Понимаешь?
– Нет, – честно сознался форвард. – Письмо-то он ищет. Почему?
– Думаю, перестраховывается. Натворил дел в горячке, а теперь концы подчищает. Подруги у твоей тети были?
Антон отвалился
– Нет, подруг у Лизы не было.
– Совсем?
– Совсем. Только гад.
Какая печальная картина Лизиной жизни вырисовывалась: молодая женщина, привязанная к парализованной родственнице и женатому мужчине. Она видит его на работе, ждет его вечерами, ухаживает за лежачей больной, и некому пожаловаться.
Только сестрам по телефону, поскольку на походы к подругам в гости просто нет времени. И желания. И сил. Нет времени и сил дружить и тратить душу на кого-то еще…
Коновалов, видимо, знал об этом. И потому вначале не поверил. Или поверил, но решил, что легко добудет письмо у больной сестры в Ярославле…
Он вообще много знал о семье Антона. Вон как быстро его маму нашел.
– А твоей тете Маше Лиза ничего не могла оставить?
– Маше? – хмыкнул пацанчик. – Она у нас вообще ку-ку. Все по колдунам бегает, этот… «венец безбрачия» снимает. – И зевнул: – Совсем чокнутая.
– А ты у нас, значит, насквозь современный парень? – усмехнулась я, глядя на маленького форварда в зеркало. – В колдовство и проклятия не веришь.
– А чего тут верить-то? – спокойно возразил мальчик. – Папка пить начал, мамка его и бросила. Лиза в гада втюрилась… Тетя Маша… с тараканами, кто с ней проживет… – И добавил рассудительно, судя по всему, повторяя чьи-то слова: – Это жизнь, Саша, а не колдовство. Но тетка говорит: «Сглазили нас, девушки».
– Понятно, – невесело усмехнулась я и съехала с автострады.
Хорошая у меня компания. Я – Барби-переросток, сопливый нигилист-форвард, подтянем Рубпольского, совсем весело станет.
Глава 5
«Ягуар» я завела в свой пустующий гараж. Отдавать его Коновалову и трепыхаться не имело смысла. Только насторожу. И прежде чем вынимать Антона из багажника, бдительно опустила до пола гаражные ворота, поскольку наш внешний двор и внутренности гаража отлично просматривались из окон коноваловского дома.
Антон легко выбрался из машины, я осмотрела его критически и произнесла тоном, не допускающим возражений:
– Так, друг ситный. Давай-ка залезай в ванну и мойся как следует. Ты грязный, словно беспризорник, такого чумазого я тебя в чистую постель не положу. – Взяла его рюкзачок, повела в дом через внутреннюю дверь гаража и добавила тем же тоном: – И не филонить! Отодрать шею за ушами. Руки мочалкой. Ногти подстричь. – Потом задумалась на секунду и смилостивилась: – Или нет. Ногти завтра подстрижешь. Мыться и спать. Понял?
– Угу, – безропотно ответил мальчик, воспитанный тремя женщинами: мамой и двумя тетками.
Наверное, его потому и в хоккейную школу отдали. Все ж коллектив
– А твою одежду я постираю. Так что проверь карманы.
– Не надо, – стеснительно проскулил Антон.
– Что «не надо»? – остановилась я на пороге ванной комнаты на первом этаже.
– Стирать не надо, – засмущался мальчик. – Я сам…
Боже мой, какая прелесть. Узнаю спортсмена-мужичка. Я знаю, как они стирают. Заходят после тренировки в душ прямо в форме – хорошо, если не в хоккейной, с коньками вместе – и «моются», не снимая трусов и футболок. Одежда заменяет губку и одновременно «стирается». Вроде как.
– Антон, – нравоучительно сказала хоккеисту, – стирать должна машина. Так что приготовь одежду, до завтра она высохнет. Ты чистую смену белья взял?
– Взял, взял, – уже устав от моих нравоучений, отмахнулся мальчик и заперся в ванной.
– С сантехникой и шампунями разберешься?! – гаркнула в дверь. – Будешь выходить, накинь банный халат сиреневого цвета!
– Да разберусь я, разберусь! – с интонацией «да отстанешь ли ты, наконец!» проорал мальчишка.
Я отошла от двери и поразилась самой себе.
Что делается, а? За несколько часов я почувствовала себя едва ли не мамой.
Оказывается, приятно это – руководить и пестовать маленького человека. Тем более такого милого и хорошо воспитанного. С культурной, грамотной речью, спортивными задатками истинного лидера и умением брать на себя ответственность за все.
Чудо что за мальчик.
Родить, что ли, себе такого же?..
Эх, до чего ж мы бабы клуши. Наседки. Нам только птенца в гнездо подбрось, вмиг закудахтаем…
Я спустилась в гостиную, достала из жилета сотовый телефон и повторила набор номера Виктории. Такого мальчика я Коновалову не отдам. Пройду через все унижения, и встреча с этим гадом состоится только в присутствии Рубпольского. Чтоб сразу было видно, чьи уши торчат за нашими спинами и рыпаться на нас бессмысленно.
Из трубки неслись длинные гудки. Я повторила набор домашнего номера, но и там со мной разговаривать не захотели.
Где же ты пропадаешь, Вика?!
Вымылся Антон подозрительно быстро.
Я привередливо проверила руки и за ушами. Не нашла там грязи – моются спортсмены в олимпийском темпе и качественно, если тренер приказал, – и удовлетворенно кивнула:
– Порядок. Есть будешь?
– Нет, – покачал головой мальчик. – Спать хочу, – и зевнул, поежившись.
Я отвела Антона в гостевую спальню, укрыла его одеялом и снова удивилась своему желанию спеть колыбельную песню. Рассказать сказку и поцеловать в лобик на сон грядущий.
«Ну, точно – «Щепка»! Пора рожать, Александра Григорьевна. Такие материнские инстинкты втуне пропадают!»
В ванной царил образцовый порядок. Мыло лежало на своем месте, флакон с шампунем завинчен, полотенце развешано.
На крышке стиральной машины, аккуратной стопочкой лежали спортивный костюм, футболка, под ними носки. А вот трусов я не нашла.
«Неужели в грязных лег?!»
Я взяла стоявший там же рюкзачок и в поисках стыдливо запрятанных трусишек обыскала боковые карманы.