Божественная подмена. Клятва
Шрифт:
— Как тебе с таким характером ещё в детстве рога не обломали и чешуйки не вырвали? Вопрос был риторическим и ответа я не ждала, но Тэкеши удивил.
— Для тебя берег, — чистосердечно выдал он.
Вот теперь я рассмеялась, чувствуя, как расслабляется натянутая струна.
— Бережливый мой, работать сегодня будем? Или так и будешь коленями пыль протирать?
— Так чисто, — резонно возмутился муж, отказываясь отодвигаться. — Пусть твой муассанит работает, а я с ночи здесь и ничего не нашёл.
Менять место будущего допроса не стали, только лекаря выпроводили. Тэкеши сказал, что замотанному, как мумия в бинты,
И началось.
Сотрудники заходили, пугались, низко кланялись, приветствуя верховную судию, настороженно косились на муассанита и с ощутимой опаской на начальника управления. О том, что произошло, многие уже знали и удивлёнными вопросами не выглядели. Тэкеши спрашивал, Нэреш задавал уточняющие вопросы. Не хватало только Широ, чтобы почувствовать эмоции окружающих, но нагаасуры и так справлялись. Я откровенно зевала, ожидая результатов, и встрепенулась только тогда, когда Нэреш резко скомандовал: «Стоп».
Невысокий, щуплый нагаасур с проседью в волосах изумлённо замер, кажется, даже боясь дышать.
— Ещё раз с того места, как ты вышел из управления в сторону дома, — потребовал Нэреш.
— Подробно рассказывай, даже если тебе камень под хвост попал, говори.
Перепуганный служащий заговорил снова, стараясь вспомнить детали, но я не видела ничего подозрительного. Если честно, ждала волшебство. Думала, сейчас войдёт преступник под видом служащего, «подарок» ткнёт в него пальцем, мол, этот нагаасур открыл камеру и попытался убить нашу зацепку. Ничего такого. Обычный рабочий день: был на кухне, разнёс ужин задержанным и пошёл домой.
— Когда он вышел из управления, было ещё светло, а в дом зашёл уже ночью, — с азартом выдал муассанит, чуть ли не на хвосте подпрыгивая.
Такое ощущение, что Нэреша самого это расследование захватило.
— И? — я тоже поддалась вперёд, ничего не понимая.
— Он живёт через две улицы от управления, — пояснил мне Тэкеши. И зашипел на подчинённого: — Где ещё был?!
— Он не помнит, — вставил Нэреш. — Других муассанитов в столице нет, иначе решил бы, что служащему приказали забыть.
Мы с мужем переглянулись.
— Можешь заставить его вспомнить? — серьёзно спросила я.
— Ещё месяц назад ответил бы, что нет. Сейчас, что чисто теоретически могу.
Оказалось, что Алексина непросто подарила мне муассанита, она мужчину ещё и подготовила, заставив читать во время проживания в храме умные книжки. И сказала бы я богине спасибо, если бы «подарок» был без «поводка».
Естественно, отказываться даже от чисто теоретического шанса никто не стал. Не знаю, что муассанит делал, он не произнёс ни слова, но допрашиваемый побледнел ещё сильнее, глаза словно остекленели, вертикальные зрачки превратились в тоненькие ниточки. Это было страшно, пусть и недолго. Прошло, наверное, минут десять, а у допрашиваемого из носа, рта, глаз и ушей потекли тоненькие струйки крови. Нагаасур упал на пол и забился в конвульсиях. Я всхлипнула, когда мужчина замер на полу сломанной безжизненной куклой, и Тэкеши тут же спрятал моё лицо у себя на груди.
— Кэрра Цухиши прислала к нему посыльного и пригласила отужинать, отказать он не посмел. Явилась в образе наёмника, замотанная до самых рожек, вручила смазанный чем-то нож и приказала избавиться от вашего работника архива. Потом нагаасур должен был убить себя тем же ножом или избавиться от улик и всё забыть, если что-то пойдёт не так. Повезло, что ночью всех вызвали в управление — это и было «что-то не так». Нож он, кстати, выбросил на мусорку за домом.
Браслет на моей руке ожил и полупрозрачной змейкой упал на пол камеры. Сейчас я с трудом могла назвать его маленьким. Нечасто бабуля радовала меня своими проявлениями, скорее всего, силы берегла. Змейка увеличилась чуть ли вдвое, извивалась кольцами на полу и возмущённо высовывала язык. Хорошо хоть делала всё это беззвучно.
— Почему он не убил себя сразу? — спросил Тэкеши, даже не думая сомневаться в правдивости услышанного.
— Возраст сказался и точных указаний, когда нужно себя убить не было. Устал, пока ножом орудовал, хотел отдохнуть и привести себя в порядок, прежде чем предстанет перед судом Великой.
— Спасибо, — искренне поблагодарила я, стараясь не смотреть на мёртвое тело. — Тэкеши, бери только самых преданных и под любым предлогом вези в управление кэрру Цухиши.
— Слежки не будет?
Я отрицательно покачала головой. Если у нагаасурии один из артефактов деда Керуша, то эту голову нужно рубить сразу.
Кэрру Цухиши я знала плохо. Только то, что нагаасурия сейчас была на подхвате у кэрры Кумиши. Вроде как стала сдавать, хотя когда-то подавала большие «надежды», из-за нескромных запросов. В политику я пока не лезла, потому что мало в ней понимала. Да и не моё это разбираться в главах, матерях кланов, следить, чтобы кто-то не увеличил своё влияние и не подмял других под себя. Мне бы со своими делами и кланом разобраться. Знаю, что приходят запросы из семей моего клана с просьбой решить проблему или спорный вопрос, и всё. Юки со всем справляется, не заставляет вешать на плечи ещё и это. Может, в будущем что-то и изменится, но пока не до этих проблем.
Камеру мы покинули сразу же, как закончился допрос. Не было у меня желания дожидаться кэрру там, где один медленно умирает, а второй валяется сломанной куклой. И пусть смерть нагаасура наступила из-за действий Нэреша, виновата в первую очередь нагаасурия.
Интересно, что ей не хватало? Власти? Так поздно. В таком возрасте нагаасурии уже вовсю обучают преемниц. Интересно, у кэрры Цухиши она есть? Ничего, сейчас дождёмся и узнаем.
Расположившись в кабинете мужа, я всё думала, как поступить. Совесть кусалась и кричала знаменитую фразу: «преступник должен сидеть в тюрьме». Инстинкт самосохранения настаивал на клятве для закона о равновесии. Сердце...
Я тяжело вздохнула.
Оно хотело к Рэйдену. На улице давно стемнело и в храме никто не будет ждать вечно. А вот разум успокаивал, шептал, что выход есть всегда.
И как можно работать, находясь не в ладах с собой, непонятно.
Жёлтохвостый таких проблем не имел, уминал предложенный ужин так, словно его месяц кормили только обещаниями. Я же отодвинула от себя тарелку запечённой с мясом картошки и снова задумалась. Мысль мелькала, но никак не получалось ухватить её за хвост.