Божественный яд
Шрифт:
— Вот именно! — на полном серьезе согласился ротмистр, не заметив, как Ванзаров прячет в усах улыбку.
Отставной кавалерист отличался дисциплиной и исполнительностью, но, к сожалению, был начисто лишен чувства юмора.
— В филерский пост людей отобрал Курочкин сам, так что здесь все в порядке, — понизив голос, начал доклад Джуранский. — Касательно справки из адресного стола вы уже знаете?
Ванзаров утвердительно кивнул.
— Теперь по архивам… — продолжил ротмистр. — Посмотреть я их, конечно, не успел, но вспомнил, что в начале декабря
Ванзаров попытался сообразить, о чем говорит помощник, но на ум ничего не пришло.
— Значит, история такая… — Джуранский в предвкушении потер руки. — На воскресную лекцию каким-то ветром занесло двух пьяных приказчиков. Ну, они, само собой, устроили скандал, хотели, кажется, побить лектора. Но тут из зрителей возникает дама с маленьким браунингом и хладнокровно стреляет в хулиганов. Те в ужасе покидают поле боя. Когда прибывает городовой, дамы уже и след простыл. Кто она такая, установить не удалось. Лектор заявил, что видит ее в первый раз, и устроил форменный скандал в участке. И знаете, кто был этот лектор?
— Профессор Серебряков, — тут же ответил Ванзаров.
— Как вы догадались?! — с детской непосредственностью удивился Джуранский.
— Случайно. А теперь, Мечислав Николаевич, рассказывайте, какой сюрприз вы приготовили напоследок.
Ротмистр крякнул, в который раз поразившись необъяснимой для него проницательности шефа.
— Как вы и приказали, я отправился в Бестужевские курсы. Но никого не нашел. Была одна директриса, или как она там называется, которая следила за украшением бального зала.
— Вы хотели сказать, за разборкой украшений после бала, — поправил Ванзаров.
— Нет, Родион Георгиевич, зал только начали украшать. Бал-то у них — завтра!
— Как завтра?! — искренне удивился сыщик.
— Как есть, 1 января! И дама эта к тому же сообщила, что профессора Серебрякова никто не думает приглашать. У него репутация скандалиста и истерика. Чуть что — впадает в бешенство. На курсах его терпят только из жалости!
Это действительно был сюрприз. Ванзаров не мог объяснить, зачем так глупо соврал Серебряков. Он же понимает, что его алиби будет проверено в первую очередь. Или профессор просто хотел выиграть время? Не собирается же он бежать?
Родиона Георгиевича очень заинтересовала загадочная дама, изъявшая негатив. Она, вероятнее всего, имела прямое отношение к убийству и желала обрубить, возможно, единственную ниточку, ведущую к ней. Но открывшаяся ложь профессора еще больше все запутала. В ней не было никакого очевидного смысла, а значит, здесь скрывается нечто большее! Ванзаров верил, что в большинстве случаев истина находится перед глазами, только увидеть ее трудно.
— Так что, поехали за профессором? Отвезем к нам на Офицерскую, или хотите, чтобы он встретил Новый год в арестантской Второго участка? — торопился Джуранский.
— Это еще зачем?!
— Так ведь он солгал, а значит, скрывает, что убил!
— Вы,
— И только?! — изумился Джуранский.
— Безусловно. У него могла быть масса причин, чтобы скрывать свое присутствие дома.
— Это каких же?
— Да, хоть, к примеру, он принимал у себя даму. Замужнюю. И не может об этом сказать открыто, боясь скомпрометировать ее.
Ротмистр попытался что-то возразить, но не нашелся и лишь обреченно махнул рукой.
— А давайте его… — и Джуранский «вытряс» из воображаемого профессора всю душу.
— Нет, ротмистр, головой надо думать! А вот это… — Ванзаров повторил жест помощника, — оставим жандармам и «охранке». Кулаки в сыске бесполезны. Мы будем искать истину. И только. Так что будем ждать.
Сыщик попросил помощника передать филерам его личное распоряжение удвоить бдительность. А если Серебряков попытается скрыться, немедленно арестовать беглеца.
Опечаленный ротмистр пожелал начальнику хорошо встретить Новый год, прыгнул на извозчика и отправился на Васильевский остров. А Родион Георгиевич тихим шагом двинулся по Невскому проспекту домой, на Малую Конюшенную улицу.
Вокруг блистали витрины дорогих магазинов. Публика гуляла в праздничном настроении. В столице империи бурлили рождественские дни и Святки. Но среди этой радостной суеты Ванзаров чувствовал себе неуютно. Он шел и думал: может быть, действительно, надо было по-простому взять Серебрякова в оборот?
В какой-то миг сыщику показалось, что он совершил непоправимую ошибку.
1 ЯНВАРЯ 1905, СУББОТА, ДЕНЬ САТУРНА
Кабинет Аполлона Григорьевича Лебедева располагался в здании Департамента полиции на Фонтанке, рядом с антропометрическим бюро. Собственно говоря, это и не кабинет был вовсе. Среди чудовищного нагромождения разнообразнейших вещей посетитель чувствовал себя, как в кладовке. Эксперт-криминалист имел дурную привычку ничего не выбрасывать.
Здесь скопились тысячи предметов, проходивших по разным делам. В банках со спиртом плавали человеческие органы и зародыши. Коллекция ножей, кастетов и заточек перемежалась отличным собранием огнестрельного оружия. На стенах в полном беспорядке висели театральные плакаты, анатомические таблицы и какие-то списки размеров и измерений. Кроме того, шкафы лопались от папок с выписками, журналами и специальной литературой. Зачастую все это богатство вываливалось на пол.
На рабочем столе стояли лабораторные реторты, химикаты, баночки, стеклышки, а в центре беспорядка находилось самое главное богатство — великолепный английский микроскоп. В общем, кабинет представлял собой нечто среднее между лавкой старьевщика и лабораторией алхимика.