Божественный яд
Шрифт:
— Научить чему?..
— Любить.
— Я согласна, — улыбнулась она, склонилась ближе к его лицу и проговорила у самых губ: — Давай попробуем.
Поцелуй, закрепивший этот договор, вышел сладким, томным, но был он таким недолго. Маран для удобства встал на колени, так что их лица оказались почти вровень, и почти сразу перехватил инициативу. Быстро расправился с её поясом, стянул с плеч кутру — спешно, жадно, мгновенно заражая Иду своим нетерпением. У неё мелькнула мысль, что, наверное, стоило бы сразу пройти в спальню, но почти сразу пропала, отступив перед смелыми, настойчивыми ласками.
И правда, никуда эта постель от них не денется…
Добрались они туда несколько позже, бросив одежду где пришлось. Заснули уже после рассвета, но обоих это не смутило. У Иданы мелькнула мысль, что всё это ужасно неприлично и, наверное, стоило бы выдворить Марана в его собственные покои, но силы воли на такой поступок не хватило. Слишком хорошо было в его объятьях и слишком свежи еще были воспоминания о прошлом расставании и том, чем оно закончилось. Вряд ли она могла бы понадобиться кому-то ещё, но всё равно не хотелось оставаться одной.
А кто и что скажет… да какая уже разница! Она выбрала его, а он, кажется, выбрал её, и больше никого всё это не касается — ни слуг, ни принца, ни Владыки… Хотя, наверное, последнего всё же касается. Потому что — подумать только! — намеренная держаться подальше от политики и всех этих сложных и неприятных вещей, Ида всё равно умудрилась выбрать, наверное, самого проблемного из женихов.
И, что самое приятное, совсем об этом не жалеет…
ЭПИЛОГ. Результаты вскрытия и анализа тканей
Можно соблазнить мужчину, у которого есть жена.
Можно соблазнить мужчину, у которого есть любовница.
Но нельзя соблазнить мужчину,
у которого есть любимая женщина.
Омар Хайям
Железнодорожный вокзал по праву считался одним из самых шумных мест Баад-Натхи. Здесь властвовали трантские техномаги, постоянно что-то шипело, громыхало, лязгало и гудело: грузовые составы собирались здесь же, за пассажирской платформой, и это накладывало свой отпечаток.
Каждый раз, приезжая сюда, Идана с новым удивлением ловила себя на мысли, что ужасно отвыкла от этого шума и не испытывает никакой симпатии к огромным мостовым кранам и манипуляторам, занятым погрузкой: много, шумно, сильно и резко пахнет… А сегодня, с обострившимся в последнее время обонянием, находиться здесь было особенно неприятно. Но приходилось терпеть: вот-вот должен был прибыть поезд из Транта, а на поезде — вся её семья, включая братьев. Если родители за те три года, что она жила в Илаатане, уже несколько раз приезжали, то братья выбрались впервые, да ещё сразу вместе — событие! И повод для беспокойства, потому что кто знает, как они поладят с мужем…
Маран, конечно, стоял рядом с Идой, привычно обнимал её одной рукой за талию, и это прикосновение заметно успокаивало. Идана обнимала его в ответ, за минувшее время привыкнув к тому, что здесь никто не считает предосудительными подобные проявления чувств на людях, и волновалась. Молча, потому что прекрасно знала, что может ответить на её тревоги муж. Да она сама себе могла ответить всё то же самое, только это не спасало!
Пытаясь отвлечься от ожидания, Ида погладила лежащую на талии правую ладонь, на которой прибавился еще один перстень с чёрными камнями — знак, что мужчина женат. У самой Иданы был похожий, и он был единственным: она так и не привыкла носить столько колец, хотя руки мужа по-прежнему её завораживали, и сложно было представить их без украшений. Знак алхимика, насыщенный тёмный рубин — символ пролитой крови и предупреждение окружающим, и кольцо с гравировкой: слова «жизнь» и «смерть» единой вязью.
Потом Идана рассеянно качнула длинную серьгу мужа — тяжёлая, золотая, с инкрустацией яшмой и лазуритом, в форме вытянутого ромба, внизу переходящего в открытый веер — не то стилизованная птица, не то просто геометрический узор.
Ворон, сидевший на плече мужчины, негромко сварливо каркнул и придержал клювом серьгу: не одобрял пустую суету.
Ида состроила птице обиженную гримасу, но ругаться не стала, а Маран и вовсе наблюдал за этой вознёй с философским спокойствием.
— Я никогда к этому не привыкну, — проговорила Идана.
— К Крапу? — муж озадаченно приподнял брови, а ворон на мгновение ласково прихватил его клювом за мочку уха, реагируя на своё имя.
— Нет, к украшениям, — пояснила Ида, погладив питомца по груди. Тот, конечно, больше любил хозяина, но и от остальных ласку принимал снисходительно. — К тому, что у моего мужа украшений едва ли не больше, чем у меня.
— Ты же сама мне их подарила, — напомнил Маран насмешливо.
А Крап заскрежетал клювом о металлические перья искусственного крыла. Хозяева давно пришли к выводу, что ему просто нравился этот звук, и дело было не в инстинктивном желании почиститься. К «обновке» птица привыкала долго, но сейчас вполне освоилась, и хотя летала не настолько уверенно, как её здоровые собратья, но — летала, и это было здорово.
— Я помню. И считаю, что тебе идёт, но… В общем, не бери в голову, я просто волнуюсь. Ты помнишь, что мы договорились не сообщать родителям новость до последнего дня, иначе мама сведёт меня с ума своей заботой? — строго спросила она, поймала насмешливый взгляд выразительно промолчавшего мужа и, тяжело вздохнув, уткнулась лбом ему в грудь. — Да себе, себе я об этом напоминаю! В тебе я как раз уверена, да и мама тебя до сих пор побаивается, так что расспрашивать не рискнёт.
— Ты накручиваешь себя, ай-шиль, — спокойно проговорил Маран, погладив жену по волосам. — Госпожа Анина не останется здесь дольше запланированных нескольких дней, даже если ты проговоришься, даже если захочет. У Адарика и твоих братьев наверняка слишком много дел дома, чтобы потакать её беспокойству, а одна… Ты знаешь, как она относится не только ко мне, но к Илаатану вообще и местной моде в частности. Скорее, она попытается увезти тебя с собой.
— Не говори таких страшных вещей! — вскинулась Ида и крепче вцепилась в его локоть.
— Попытается, ай-шиль, — мягко повторил он.
Нельзя сказать, что Идана после этого успокоилась совсем, но ожидание стало легче.
Она любила маму, но слишком привыкла за последнее время к самостоятельности и к тому, что никто не указывает ей, как держать спину и как правильно себя вести. А мама с её консервативными взглядами каждый раз ужасалась разнузданности местных нравов и пыталась что-то исправить. Хотя бы дочь. Хотя бы немного.