Божество пустыни
Шрифт:
Вечером на четвертый день я заметил, как она сунула в складки одежды кусок сухого сыра и кусок мяса и попыталась уговорить Зараса их съесть.
– Ты ранен, Зарас. Тебе надо набираться сил.
– Я простой воин, царевна, – возразил он. – Ты слишком снисходительна ко мне. Благодарю за доброту, но я не голоден.
– Храбрый Зарас. – Она говорила так тихо и застенчиво, что я с трудом читал по ее губам. – Ты спас мне жизнь, при этом едва не пожертвовав своей. Я бы с радостью отдала тебе все, что захочешь.
И если слова еще позволяли сомневаться, то выражение ее лица было совершенно недвусмысленным.
Сердце мое стремилось к ним. Прекрасно было наблюдать за их расцветающей любовью. Но я лучше всех знал, что очень скоро эту любовь раздавит долг.
Наконец мы добрались до полосатой скалы над пещерой Майя, и ждавшие нас люди высыпали навстречу. С криками радости они окружили нас и падали к ногам царевны Техути. Потом подняли ее на руки и отнесли туда, где ее ждала сестра Беката с вельможей Ремремом и военачальником Гуи.
Мы пировали три вечера подряд. Закололи трех молодых верблюдов и жарили их нежное мясо на пятидесяти кострах. Каждый вечер царевна Техути приказала открыть пятнадцать больших сосудов с пивом и распределить среди людей. Я считал это излишней роскошью, но смолчал и сам выпил одну или две чашки. Впрочем, больше внимания я уделял менее обильным приношениям вина из дворцовых погребов фараона. И оправдывал себя мыслью о том, что оценить этот нектар неграмотные воины не в состоянии.
Придворные музыканты играли для нас, лицедеи плясали и пели у костров, пока не сядет луна. Потом царевны стали уговаривать меня спеть, и я позвал на помощь Зараса. Когда была возможность, я обучал его. И сумел придать его природной способности блеск и выразительность, уступающие только моим. Когда мы пели на два голоса, слушатели не смели вдохнуть, чтобы не пропустить ни ноты.
Я лег спать довольный собой. И очень скоро уснул. Я редко сплю крепко. Мой мозг слишком деятелен и насторожен для такого снисхождения.
Проснулся я в полной уверенности, что кто-то украдкой вошел в мой шатер и в кромешной темноте стоит над моим ложем. Я слышал его дыхание и понимал, что, если ему удалось проскользнуть мимо стражи у входа в «покои» царевен, намерения у него недобрые и он представляет собой серьезную опасность.
По-прежнему мерно дыша, не издавая ни звука, я потянулся к кинжалу, который всегда висит в особых ножнах у моего изголовья.
Звездный свет пробивался в шатер, и, поскольку я отлично вижу ночью, я сумел рассмотреть над собой голову убийцы. Правой рукой я выхватил кинжал, одновременно левой сжав шею злодея.
– Шевельнешься – убью, – предупредил я, и он запищал, как девчонка. И тут я почувствовал сладкое дыхание и уловил не оставляющие сомнений изгибы и выпуклости тела, которое прижимал к себе.
– Не убивай меня, Таита. Это я, Беката! И я уже умираю. Я пришла к тебе, чтобы ты меня спас. Я истеку кровью до смерти. Пожалуйста, не дай мне умереть.
Я сразу отпустил ее и вскочил. Потребовалась всего минута, чтобы зажечь фитиль масляной лампы. К этому времени Беката уже свернулась на моем ложе, она жалобно всхлипывала, держась за живот.
– Мне больно, Таита. Пожалуйста, сделай так, чтобы боль прошла.
Я нежно взял ее на руки.
– Откуда идет кровь, малышка?
– Между ног. Останови ее. Я не хочу умирать.
Я про себя застонал. Итак, теперь мне предстоит иметь дело не с одной, а с двумя молодыми кобылицами в течке.
Храбрецу Гуи придется увертываться не только от кусков хлеба и плодов инжира, которые она бросает в него за столом.
Мы задержались у пещеры Майя; я ждал, пока Зарас окрепнет настолько, что сможет продолжить путешествие в страну двух рек и город Вавилон. Это была наиболее долгая и трудная часть пути, поэтому я решил не рисковать его здоровьем.
Меня не раз поражало, какие повреждения способно выдержать молодое тело и как быстро оно восстанавливается. Шакал мечом пробил Зарасу внутренности, а я впоследствии вскрыл и зашил ему живот, но он вел себя так, словно готовился к ежегодным состязаниям в ловкости, которые фараон устраивает в первую неделю месяца эпифи перед храмом Гора в Фивах, чтобы отпраздновать урожай.
Вначале его упражнения представляли собой трудную прогулку в сопровождении Техути вокруг подножия холма. Через каждые пятьдесят шагов он останавливался и прикладывал ладонь к животу, стараясь не стонать и отталкивая протянутую руку Техути.
Несмотря на мои предостережения и протесты, он каждый день увеличивал дальность и скорость. Вскоре он начал ходить в доспехах, неся на плече плиту известняка.
Ежедневно я приказывал ему раздеться и осматривал раны. Они затягивались, у меня на глазах шрамы съеживались и бледнели. Зарас обладал редкой способностью подчинять себе любую боль, пренебрегая ею. Он заставлял свои раненые мышцы работать, тогда как менее храбрый человек на недели, а то и на месяцы терял способность двигаться. Эта деятельность ускоряла заживление, а не вредила ему.
Между тем эти раны привели было Зараса на самый край пустоты. Даже моих знаний и мастерства едва хватило, чтобы спасти его, и в моей памяти всегда живы воспоминания о других пациентах, которых я лечил заплесневелыми грибами.
Помимо доброго отношения к Зарасу, помимо того, что он стал живым свидетельством и символом моего лекарского мастерства, я видел в его временной слабости прекрасную возможность разлучить их с царевной Техути, прежде чем эти двое окончательно разрушат мой тщательно составленный план установления союза между верховным правителем Крита Миносом и моим фараоном Тамосом, союза, который был совершенно необходим для выживания Египта как независимого государства.
И вот на пятый вечер после нашего возвращения к полосатому утесу я пригласил в свой шатер вельможу Ремрема и Гуи, чтобы дать им новые приказы. Зарасу я велел присутствовать на встрече. Естественно, я предполагал, что они с Гуи будут лишь наблюдателями, а не участниками принятия важнейших решений. Мы вчетвером уселись в шатре, перед каждым стоял сосуд с прекрасным вином, чтобы облегчить тоску от принятия трудных решений, предстоящих нам, как вдруг я почувствовал на спине дуновение прохладного вечернего воздуха. Я быстро обернулся, собираясь поймать того, кто подслушивал нас. Но, к моему ужасу, в сопровождении волны своего аромата в шатер вплыла царевна Техути.