Божество реки
Шрифт:
Дважды во время речи фараона, которая показалась мне бесконечной, я чувствовал, что теряю равновесие и вот-вот упаду в обморок. Однако заставлял себя держаться, пока царь монотонным голосом произносил прописные истины и полуправды, пытаясь скрыть настоящее положение дел в царстве и умиротворить народ.
Как и следовало ожидать, он ни разу не упомянул красного фараона Севера или гражданскую войну, развязанную в стране, если не считать таких туманных выражений, как «наши смутные времена» или «дезертирство» и «мятеж». Однако, прислушавшись, я внезапно понял, что он говорит о том же, о чем упоминал Тан в своей речи, и даже пытается найти средство против каждого из упоминаемых зол.
Правда, делал это, как обычно, неумело и неуверенно. И все же он запомнил то, что говорил Тан, и это придало мне силы и заставило сосредоточиться на словах фараона. Я постарался протиснуться через толпу, чтобы получше разглядеть трон и его самого. К тому времени, когда мне это удалось, царь говорил о наглости и дерзости рабов и о непорядочности низших слоев общества. Тан упоминал об этом в своей речи. Решение фараона меня изумило:
— Отныне владелец раба может наказывать его за дерзость пятьюдесятью ударами кнута, не обращаясь к властям за разрешением.
Я улыбнулся, вспомнив, как этот же фараон чуть было не разрушил само государство двенадцать лет назад, объявив нечто прямо противоположное сразу после воешествия на трон. Он еще был полон добрых идей и решился полностью уничтожить древний, честный и благородный институт рабства. Хотел выпустить на свободу всех рабов в Египте и сделать каждого раба свободным человеком.
Даже теперь, через столько лет, я не могу понять, что заставило его пойти на такой неразумный шаг. Я считал рабство и крепостное право институтами, на которых основано величие наций. Отбросы общества не могут править. Управление страной можно доверить только тем, кто был рожден и воспитан в готовности управлять другими. Свобода — это привилегия, а не право. Толпе нужен сильный властелин. Если его не будет, в стране воцарится анархия. Абсолютный монарх, рабство и крепостное право — вот три опоры, на которых держится наше государство и которые позволили нам стать цивилизованными людьми.
Было очень поучительно наблюдать, как рабы сами взбунтовались, почуяв перспективу насильно стать свободными. Я был еще молод в то время, но и меня это очень встревожило: кому хочется быть выброшенным из своего теплого и безопасного убежища на половине мальчиков, чтобы добывать крохи на пропитание в мусорных кучах с толпой других освобожденных рабов. Плохой господин лучше, чем никакой.
Конечно, такой глупый поступок поверг все царство в хаос. Войско было на грани мятежа. Если бы красный фараон Севера воспользовался тогда беспорядком, история страны была бы совершенно иной. В конце концов наш фараон поспешно отменил ошибочный указ об освобождении рабов и сумел удержаться на троне. Теперь же, чуть более десяти лет спустя, он вводил усиленные наказания рабов за дерзость. Это было так характерно для нашего вечно колеблющегося и вечно ошибающегося фараона! Я сделал вид, будто вытираю пот со лба, чтобы скрыть улыбку. Это была первая улыбка, появившаяся на моем лице за последние два дня.
— С этого дня нанесение увечья самому себе с, целью избежать военной службы будет строго наказываться, — монотонно продолжал царь. — Всякий молодой человек, который требует освобождения от военной службы, должен будет предстать перед судом из трех военачальников, из коих хотя бы один должен быть в ранге не ниже начальника сотни.
На этот раз на моем лице появилась улыбка одобрения, неохотного, но одобрения. Хоть раз фараон пошел по правильному пути. Я с наслаждением погляжу, как Менсет и Собек покажут свои кисти рук с отрезанными большими пальцами какому-нибудь ветерану речных войн. С каким нежным сочувствием он их выслушает!
— Штраф за этот проступок составит тысячу золотых колец. — Клянусь круглым пузом Сета, это заставит молодых красавчиков вздрогнуть, а вельможе Интефу придется заплатить штраф от их имени!
Несмотря на все тревоги, я почувствовал, что настроение мое улучшается. Фараон продолжал:
— С нынешнего дня каждая блудница, занимающаяся своим ремеслом в общественном месте, если это место не отведено для таких занятий властями, будет наказываться штрафом в десять золотых колец. — На этот раз я едва сумел сдержать смех. Вот так благочестивый Тан постарался превратить всех мужчин Фив в честных и аскетичных граждан. Мне стало интересно, как солдаты и моряки, отправляющиеся в увольнение, отнесутся к подобному вмешательству в их развлечения. Ясность ума фараона, как обычно, продолжалась недолго. Каждый дурак знает, что бессмысленно законодательным путем управлять половыми потребностями людей.
Несмотря на сомнения в мудрости нашего царя, я почувствовал, что мной овладевает какой-то восторженный трепет. Очевидно, царь очень серьезно отнесся ко всему, о чем говорил Тан в своей речи. Сможет ли он теперь обвинить Тана в подстрекательстве к мятежу? Однако фараон еще не закончил.
— До моего сведения было доведено, что некоторые чиновники нашего государства злоупотребляют моим расположением и постами, которые я доверил им. Эти чиновники, занимающиеся сбором податей и управлением имуществом, обязаны будут представить отчет о своей деятельности. Если их признают виновными в расхищении имущества и взяточничестве, они будут немедленно осуждены на смерть через удушение.
Народ заволновался, люди недоверчиво зашептались: неужели царь действительно хочет обуздать своих сборщиков податей?
Затем в задних рядах раздался крик:
— Велик наш фараон! Да здравствует фараон! — Крик был подхвачен толпой, и храм зазвенел от восторженных криков. Царь совершенно не ожидал таких восторгов со стороны присутствующих, по крайней мере так скоро. Даже мне со своего места вдали от трона было видно, что ему это понравилось. Хмурое лицо, казалось, чуть-чуть просветлело, словно двойная корона перестала давить лоб. Теперь я был уверен, что у Тана есть шанс избежать удавки палача.
Когда крики восторга наконец смолкли, царь продолжил. И, как обычно, свел на нет все, чего смог добиться.
— Моему доверенному лицу, великому визирю, вельможе Интефу поручается лично провести расследование деятельности всех государственных чиновников. Ему будут даны полномочия обыскивать жилища и заключать под стражу их самих. Он будет дарить жизнь или смерть.
На этот раз одобрительные крики были лишь слабым эхом предыдущих восторгов. Я воспользовался ими, чтобы скрыть издевательскую усмешку. Фараон посылал голодного леопарда в курятник считать цыплят. То-то вельможа Интеф позабавится в царской сокровищнице! А какое перераспределение доходов произойдет, когда мой господин начнет разбирать дела и доить сборщиков податей, вытягивая из них тайные сбережения!
У нашего фараона был редкий дар уничтожать или разрушать самые благородные чувства и намерения своим неумелым правлением. Мне стало интересно, какую еще глупость он совершит, и не пришлось долго ждать.
— Довольно долгое время меня беспокоили беззакония, творящиеся в Верхнем царстве и угрожающие жизни и имуществу честных подданных. Я решил заняться этими вопросами, когда придет срок. Однако недавно мне напомнили о них столь несвоевременно и вредоносно, что это походило на подстрекательство к мятежу. И произошло это под прикрытием праздника Осириса. Однако праздник божества не может защитить изменника и богохульника, который осмелился оскорбить своими нападками личность и божественную природу царя. — Фараон сделал многозначительную паузу. Было ясно, что он говорит о Тане, и я снова критически отнесся к его суждениям. Сильный фараон не стал бы объяснять причины своих поступков народу или пытаться завоевать его одобрение. Он бы просто произнес приговор, и дело было бы кончено.