Божьим промыслом. Стремена и шпоры
Шрифт:
— Даже и помыслить о том не смейте, и им запретите, — теперь генерал уже говорил без намёка на улыбки или какое-то благодушие, весь вид его выказывал решительность. — Тот дом, что вы вознамеривались грабить нынче ночью, должен быть разграблен. Мало того, ежели кто из хозяев вздумает защищаться… Так не церемоньтесь с ним вовсе. И на следующую ночь уже начните приглядывать новый дом для ограбления.
— Но стража…, — начал было Вайзингер.
— О страже побеспокоятся мои люди, — твёрдо произнёс генерал. — Грабьте их, грабьте беспощадно, я хочу, чтобы еретикам в городе
— Думаете, побегут? — спросил Вайзингер.
— Побегут, — уверенно произнёс генерал. Нет, сам он на это лишь надеялся, но все остальные, все, его окружавшие, не должны были в этом сомневаться. И добавил: — Главное, чтобы потом не вернулись.
— Да, — согласился с ним хранитель имущества Его Высочества. — Это действительно главное.
— И для этого, господин Вайзингер, мне нужно знать обо всём, что происходит в городе. Обо всём. И тут, кроме как на вас, мне уже не на кого положиться.
— Это непросто; я пришёл сюда по темноте, закутавшись в плащ, — хранитель кивнул на двоих людей, что пришли с ним, — и с охраной. И раньше было опасно к вам сюда приходить, а теперь и вовсе страшно.
— Уж придумайте что-нибудь, теперь настало время действий, время прятаться прошло.
— Да, так и есть, — хоть и нехотя, но согласился с ним хранитель.
Когда Вайзингер ушёл, Волков сразу обратился к своим офицерам:
— Господа, вы уже завтракали?
— Нет ещё, — за всех ответил полковник Брюнхвальд, — завтрак ещё готовят, а мы все хотели справиться о вашем здравии.
Да, теперь его здоровье было важно для всего их отряда, да, в общем, и для всего города. А если подумать, то и для всего княжества. И посему он ответил:
— На удивление, господа, я чувствую себя неплохо.
Он врал, вместе с жаром к нему потихоньку начинала подбираться и слабость, она уже протянула к нему свои мягкие лапы, вот только этого он ни при каких обстоятельствах не хотел показывать своим подчинённым. Ему нужно было обязательно поесть, а может, даже и выпить. И он, усевшись за стол, произнёс:
— Господа, прошу садиться, Карл, друг мой, распорядитесь, чтобы кашевары поторопились с завтраком. Поклонник Роха, а у вас ещё остался вчерашний портвейн?
— Осталось малость, для вас приберёг, господин генерал, — отозвался командир мушкетёров. — Сейчас распоряжусь, чтобы принесли.
— Отлично, — произнёс Волков и взглядом нашёл своего старшего оруженосца. — Хенрик, я так понял, что вы привезли мой доспех?
— Да, господин генерал. Привёз.
— Отлично, теперь-то я без него никуда. Кстати, а что там происходит в городе?
— Кутерьма, — ответил Хенрик. — Везде собирались люди, хоть и утро было раннее. Орут чего-то. Нас не любят. Проклинают. Но мы проехали спокойно.
— Собираются люди. Понятно, — как-то нейтрально произнёс генерал.
Офицеры расселись, и капитан Вилли спросил:
— Господин генерал, никак дело намечается?
— Да, капитан, сразу после завтрака надо будет проведать полковника Рене в цитадели, а потом заехать к ратуше, там какой-то выборный, — тут он сделал уничижительное ударение на слове «выборный»: дескать, какой он полковник,
— А кто поведёт отряд? — сразу спросил Карл Брюнхвальд.
— Что за вопрос? — удивился Волков. — Конечно, я. Вы, Карл, останетесь за коменданта.
Офицеры стали переглядываться, никто из них не предполагал, что после столь тяжкой раны генерал лично возглавит отряд. Волков в иной ситуации и сам бы посчитал, что надобно отдохнуть, но сейчас ему необходимо было показать горожанам, что с ним всё в порядке, что он в силах и разуме. Барон был уверен, что его появление в доспехе и верхом на коне остудит многие горячие головы в городе. И он продолжал:
— Полковник Роха идёт со мной, как и капитаны Вилли и Лаубе; ротмистр Юнгер и ротмистр Кальб также.
— Какой наряд сил взять с собой? — сразу спросил капитан Лаубе.
— Думаю, полторы сотни пеших бойцов будет достаточно, мушкетов…, — генерал сделал паузу, — хватит и шести десятков. Кавалеристов и арбалетчиков я заберу всех. Возьмём с собой две телеги провианта для Рене. Прошу всех господ офицеров быть готовыми выдвигаться через час.
Закончив эту речь, он даже был немного горд собой, ведь всё, что надо, он сказал твёрдым голосом и не сбившись ни разу, не потеряв нити мысли, хотя боль в боку не стихала, и слабость, хотя и не прибавилась, но и не уходила. Ну а бледность, о которой ему напоминали чуть насторожённые взгляды его подчинённых… Ну, бледен, ну так что ж… Понятное дело, всякий человек будет бледен, коли он ранен.
— Кашевары, — привстав с лавки, крикнул полковник Брюнхвальд, — поторопитесь, бездельники, господам скоро выходить!
Потом он посмотрел на Волкова и спросил:
— На сколько дней положить провизии для Рене?
— Много не кладите, — отвечал ему генерал, чуть наклонившись к товарищу, чтобы никто больше его не слышал, — я телеги беру не для того — там в цитадели, в комендатуре, есть немного провизии из запасов стражи, а телеги я беру…, — тут он сделал паузу, — на случай, если надобны будут для раненых.
Все завтракали в спешке, офицеры, едва-едва поев, тут же вставали из-за стола и уходили к своим солдатам. Его оруженосцы тоже за столом не засиделись, Хенрик встал первым, а через пять минут, уже облачённый в латы, тащил с одним солдатом ящик с доспехами генерала. Стал раскладывать их на освободившиеся на лавке места. Волков попивал крепкое вино из запасов Рохи, собирался с духом и силами для, казалось бы, привычного дела. Надеть доспех при помощи трёх оруженосцев — что, вроде бы, было проще. Но только не теперь. Он поел немного за завтраком — варёные яйца, небольшой кусок варёной телятины, немного хлеба и мёда, но пока эта еда сил ему не придала. Так что сейчас надеть доспех для него казалось делом непростым. Впрочем, не спеша генерал с этим справился, и когда первые роты солдат уже выходили со двора казарм на улицу и строились в колонну, он вышел и, сев на коня, увидал невдалеке капитана Неймана; тот был без коня и, судя по всему, собирался встать пешим в голове колонны.