Божий Дом
Шрифт:
Мы с Чаком сдались фанатизму Джо в ведении неизлечимых молодых, разрешив ей показать нам, как делать все, что можно для негомеризированных умирающих пациентов. Целый день мы болтались за ней, используя ее как живой учебник, а так как она не доверяла нам ни в чем, мы использовали ее для особо неприятных процедур вроде ручной раскупорки кишечника. [78]
Я рассказал Чаку и Потсу об анализе Толстяка в отношении Джо, так что мы старались вести себя прилично и порой обращались с ней, как с готовым рухнуть карточным домиком. Мы прятали от нее все наши безобразия, включая ничегонеделание для гомеров. Я проживал долгие скучные повторяющиеся дни с Джо,
78
Процедура — кошмар интерна. Представляет из себя именно то, чем называется.
Я изучал Джо и видел симптомы язвы у нее, большой язвы у Рыбы и гигантской — у Легго. Я чувствовал присутствие Толстяка постоянно, почти осязаемо, где-то на границе моего взгляда.
У меня был Толстяк, а Чак оставался самодостаточным, что позволило нам переживать все, что было даже хуже гомеров, но у Потса не было никого и ему было очень хреново. Продолжая убиваться из-за того, что он не рассказал Толстяку об изменении печеночных ферментов у Желтого Человека, Потс не утаивал ничего от Джо. А так как его дежурства совпадали с Джо, его дни не отличались от его ночей, и он продолжал делать все возможное для всех сорока пяти пациентов, каждый день.
Даже если бы Потс и хотел оставить в покое гомера-другого, он бы не смог утаить это от Джо, так как в своем недоверии, Джо большей частью забрала ведение пациентов Потса на себя. Как готовый на все студент-отличник, Джо сидела всю ночь, писала длинные дискуссии с ссылками на источники в историях «потрясающих случаев», каждый ПИК, и крик гомера, и вопрос медсестры, отражавшиеся от кафельных стен отделения, позволяли ей чувствовать себя нужной, а жизнь полной смысла: то, чего у нее не было вне Божьего Дома.
Потсу было еще хуже. Благодаря агрессивному подходу Джо к гомерам, им становилось хуже и их невозможно было СПИХНУТЬ, а те, кто умирал молодым, все равно умирали, лишь дольше, и количество пациентов Потса росло, и из сорока пяти пациентов, он вел двадцать пять.
Подход Джо к работе означал, что во время своих дежурств он не спал ни минуты, а днем он вынужден был работать дольше и тяжелее. Мы с Чаком, оба свободные, когда Потс дежурил, становились все лучшими и лучшими друзьями, а Потс становился все более тихим и замкнутым. Его жена, пробивающаяся через свою хирургическую интернатуру в ЛБЧ, где она дежурила через день, практически исчезла из его жизни. Мы смотрели на погружающегося Потса и, чем глубже он погружался, тем менее реальной представлялась возможность его вытащить. Даже его пес начал чахнуть.
Во время августовской грозы Желтый Человек начал кричать, но, по выражению лица Потса, казалось, что это его печень кричит, разрываемая болезнью. По случайному стечению обстоятельств, еще одна патология печени попала к Потсу: Лазарус был уборщиком среднего возраста, который сделал не очень хороший выбор пожизненной ночной работы, что позволяло ему тихо и незаметно для остальных уничтожать свою печень дешевым алкоголем.
Его болезнь не была чем-то особенным. Это был классический цирроз печени на кончике бутылки, обернутой в коричневый бумажный пакет, который можно найти на любом углу мира. Лазарус должен был умереть и прилагал всевозможные усилия, чтобы это сделать. Но на его пути были Джо и Потс. Вначале их усилия казались героическими, но вскоре, даже по меркам Божьего Дома, превратились в легендарные. Иногда мы с Чаком пытались подбодрить Потса, объясняя, что цирроз, как бы грустно это ни было, неизлечим.
— Да, — сказал Потс. — Долбанная печень, она все время до меня добирается.
— Почему бы тебе не позволить ему умереть? — спросил я.
— Джо сказала, что он выживет.
— Выживет, если вырастит новую печень, — сказал Чак.
— Джо сказала, что я должен сделать абсолютно все возможное.
— А ты сам этого хочешь? — спросил я.
— Нет, цирроз неизлечим и, к тому же, я расскажу тебе кое-что: последний раз придя в сознание, Лазарус сказал мне, что хочет умереть. Он был в агонии, он умолял меня дать ему умереть. Последнее пищеводное кровотечение, когда он тонул в крови, напугало его до смерти. Я хотел бы дать ему умереть, но я боюсь сказать Джо о б этом.
— Старик, ты слышал, что она сказала, она хочет знать о наших проблемах.
— Ты прав, — сказал Потс. — Она сказала, что все в открытую. Я скажу ей, что не хочу больше тянуть Лазаруса.
Подумав, что Джо перейдет на Желтого Человека, я посоветовал:
— Не говори ей. Она порвет тебя в клочья.
— Она хочет услышать, — сказал Потс. — Она сказала, что хочет знать.
— Ничего она не хочет знать. Поверь.
— Она хочет услышать!
— Нет. Скажи ей об этом и она порвет тебя в клочья.
Потс сказал ей, что он не думает, что они приняли правильное решение, продолжая тащить Лазаруса, не давая ему умереть, и Джо разнесла его в клочья. Как пример его провала она привела Желтого Человека. [79]
7
За пять душных недель работы с Джо мы с Чаком многому научились. Главным нашим навыком стало великолепное ЛАТАНИЕ историй болезни, удовлетворяющее Джо, которая в связи с этим удовлетворяла Рыбу, который удовлетворял Легго, который, в свою очередь, удовлетворял тех, кого он там должен был удовлетворять. К тому же, мы с Чаком научились прятать то, что мы делаем с гомерами от Джо. Нашим основным нашим действием было бездействие, но более интенсивное, чем у любого терна в Доме. Снова и снова, читая в историях гомеров о наших великих усилиях и видя, как гомеры отлично себя чувствуют, Джо говорила с гордостью: «Отличная работа. Чертовски отличная работа, клянусь Богом. Я же говорила, что Толстяк полнейший безумец, когда дело доходит до ведения пациентов».
79
Потс — дурак. Нельзя верить тому, кто говорит, что хочет открытости. Обычно, вызывает тучу проблем, не принося результата. Особенно в мире академической медицины, который по коварству мало отличается от средневековой Османской империи.
Мы с Чаком подставили себя, даже не заметив этого. Во время обходов с Джо, наши истории были настолько идеально ПОДЛАТАНЫ, что, когда Джо на обходе с Рыбой и Легго показывала их, те были в восторге. Это было то, что они хотели: здравоохранение в лучшем виде. Ссылки! Излечения! И вот Легго решил, что нас с Чаком надо наградить.
— Как мы их наградим? — спросил Рыба.
— Мы дадим им высшую награду, о которой может мечтать интерн, — заявил Легго. — Когда я был интерном, мы дрались за право получить самого тяжелого пациента и доказать нашему шефу, на что мы способны. Вот какой будет их награда. Мы дадим им самых тяжелых. Скажи им об этом.
— Мы дадим им самых тяжелых, — сказал Рыба Джо.
— Они дадут вам самых тяжелых, — сказала Джо нам с Чаком.
— Тяжелых?!
— Да, самых больных пациентов, поступающих в дом.
— Что? Почему?
— Серьезно, подруга, что мы сделали не так?
— Вы все сделали так! — сказала Джо. — Это награда Легго. Его благодарность — это предоставить вам возможность вести самых тяжелых. Я считаю, что это прекрасно. Вы еще увидите, что нам теперь достанется.