БП - 2
Шрифт:
41.
На этот раз все было как надо. Снова как в комиксах. Впервые Нортис сумел ощутить себя не жалким вечно проигрывающим силам добра злодеем, но самим капитаном Хишем, что в конце каждой истории гордо возвышается над поверженным врагом и говорит правильные слова.
В цепкой памяти Вертинского скопилось немало выражений знаменитых выражений капитана Хиша, этого кумира всех мальчишек.
«Злу никогда не победить!»
«Ты пал – и уже не поднимешься!»
«Не сопротивляйся – ведь ты уже побежден».
Но в комиксах не было крови. А здесь она имелась и в немалом количестве. Смешанная с грязью кровь быстро скапливалась у потерявшего всякую форму пластикового
Уродливый тесак распорол тугую ленту, сверток разом обмяк, невидимый взору Джорджи исторг из груди жалобный хрип. Стальная рука сомкнулась на крае листа и отбросила его. Распластанный на прикрытом пластиком полу монах предстал перед Вертинском во всей «красе».
Взрыв нанес чудовищные раны. Обе крысы сдетонировали в ногах монаха. Взрыв распорол пластик, жестоко обжег и нашпиговал ноги жертвы огромным количеством осколков. Досталось и паху – низ живота превратился в сплошную рану залитую кровью. Остатки комбинезона свисали с обожженной плоти будто шкура неправильно приготовленного на открытом огне зверя. Отчетливый запах жареной плоти добавлял реалистичности этому впечатлению. Верх тела пострадал меньше, если не считать того кошмара, что причинила взрывная волна. Из ушей и носа сочится кровь. Губы прокушены. Глаза прикрыты, из-под века левого сочится розоватая густая слизь. Монах подрагивает, губы шевелятся, он ничего не видит и не слышит – это стало ясно с первого же взгляда. Он отключился. И вряд ли придет в себя когда-нибудь. Скоро все перейдет в кому, а затем смерть. Если прямо сейчас положить эту тварь на стол к кибердоку новейшей модели и с обильным запасом медикаментов, есть шанс, что его жизнь спасут. Отсекут ноги, удалят остатки глаза, заштопают пах, заменят лопнувшие внутренние органы на имплантаты. Но мозг… Нортис не был специалистом по контузии и черепно-мозговым травмам. Но каковы у монаха шансы сохранить мозг неповрежденным, если у него в ногах рвануло две бомбы?
— Эй! – позвал Вертинский.
Ответа не последовало. Все те же бессвязные стоны, хрипящие натужные вздохи, вялые подергивания. Джорджи быстро умирал.
Вертинский больше не стал его звать. Калека выпрямился, опустил голову и просто стоял над телом умирающего, внимательно следя за его агонией, стараясь не пропустить ни единой мелочи, да еще и ведя видеосъемку на браском. Он простоял так несколько минут. А затем, не прерывая съемки, молча и быстро вонзил тесак в трясущуюся грудную клетку монаха, безошибочно найдя сердце. Последний рывок, скребущие по грязному полу руки – привычное зрелище для Нортиса, убившего уже немало людей в своей короткой жизни. Через несколько секунд монах Джорджи, участник массового изнасилования и убийства, получил заслуженное наказание – смерть.
Этим Вертинский не удовольствовался. Взмахнув тесаком, он с криком опустил его на уже мертвое тело. Вырвал его из раны и ударил снова. И снова. И снова… он бил до тех пор, пока вместо хруста костей начало слышаться только мерзкое чавканье размозжённой плоти. Труп превратился в месиво. В кровавую лепешку, где лишь с большим трудом можно было опознать остатки разбитого черепа и контуры изрубленных ног и рук.
Утирая залитое кровью лицо, Вертинский глухо произнес:
— Око за око…
Наклонившись, он кровью написал на сухом участке пола несколько слов, сделал несколько фотографий. Бросив последний взгляд на дело рук своих, Вертинский повернулся к стене, где так и стояла мертвая Марлин.
— Я не хотел… – всхлипнул калека, осторожно приподнимая девушку, придерживая ее голову и стаскивая с пробившего ее горло и голову стержня вентиля – Я не хотел, Марлин… прости…
Правая рука мертвой девушки внезапно и резко конвульсивно дернулась, согнулась в локте, нанеся случайный и беспощадный удар по лицу Вертинского. Биологические импланты не хотели умирать…
От неожиданного удара калеку повело, он не удержался на искусственных и еще непривычных ногах и с шумом упал, прижимая к себе затрясшееся тело Марлин.
— Прости меня, прости, пожалуйста – повторял он, лежа на спине и удерживая на себе ее тело – Прости меня… я заслужил… заслужил…
Он получил еще несколько все слабеющих ударов. А затем Марлин окончательно затихла и безвольно вытянулась. Только тогда Нортис позволил себе выбраться, и снова поднять ее на руки.
— У меня нет денег на хорошие похороны – бормотал он, неся ее к едущему навстречу личному гусеничному АКДУ – Правда нет… я бы похоронил тебя по высшему разряду, Марлин! Честно! Я сдам тебя одно место, где тебя отправят на переработку, но как положено! – с молитвами и ритуалами. Ты будешь довольна…
Спотыкающийся калека преодолевал шаг за шагом, неся на руках тело Марлин. Он шагал и плакал. Белые дорожки на его красных от чужой крови щеках становились все шире, розовые капли срывались с подбородка и падали на мертвое тело, что он прижимал к своей груди. Левая скула Нортиса стремительно раздувалась – туда пришелся первый посмертный удар погибшего в бою телохранителя. Но он не обращал внимания на ушиб.
Сегодня он убил ни в чем неповинного человека. Ни в чем неповинного.
Горькие сожаления и бессильная ярость не помешали Нортису действовать достаточно быстро и продумано. Он уложил тело Марлин на АКДУ, на всякий случай прикрыл его от чужих взглядов, хотя собирался двигаться такими дорогами, о которых большинство местных обитателей и не догадывается. Он вернулся к изуродованному телу Джорджи, вытащил из месива неповрежденный браском – даже в бешенстве он старался не задеть устройство, подсознанием понимая, что это возможная ниточка к еще одному из убийц. Нортис собрал самые крупные куски взорвавшихся крыс – те из них, что нашел. Подойдя к колесной «акэдэушке» мертвеца, просмотрел ее защиту и снова взялся за тесак, за пару минут напрочь раскурочив блок управления и диски с данными. Взломать АКДУ возможности не было – удивительно серьезная защита стояла. Поэтому Вертинский позаботился, чтобы не осталось возможной видеозаписи.
Еще одним ударом расширив дыру в одной из канализационных пластиковых труб, он минуту понаблюдал за тем, как потоки дерьма начинают подступать к трупу монаха Джорджи. Этой твари самое место в канализации… вздумал искупить детскую смерть раздачей дешевых таблеток и пищевых рационов… устроил ежегодный тур искупления, надеясь, что эта туристическая поездка по трущобам Астероид-Сити дарует ему прощение Господа! Трусливая мерзость!
Еще через несколько минут большой зал опустел. Беспощадный мститель ушел. Далеко вдали затихали тяжелые шаги и рокот гусениц.
Происшествие не останется незамеченным. Слишком много магистралей повреждено. Скоро сюда заявятся ремонтники. Их ждет не самое приятное зрелище…
42.
Пятидесяти трех летний чернокожий ремонтник Абимбола Бонгани упал на колени и с оханьями выплескивал на пол содержимое желудка.
Он латает проклятые дерьмотрубы в этом проклятом секторе уже тридцать шесть лет. Всякого навидался. Но такого еще не видел – плавающее в говнолуже изрубленное человеческое лицо. А чуть ниже плавало остальное. И на всем этом дерьме сидела здоровенная крыса и яростно глодала нос покойника, злобно сверкая глазами в луче яркого фонаря. Едва Абимбола увидел это, как к горлу подступил ком тошноты, он выбежал из зала на спотыкающихся ногах, на ходу срывая защитную маску…