БП
Шрифт:
Мгновенный взгляд, брошенный на меня, очень явственно говорит "Не лезь!"… Второй рукой гостья начинает гладить горничную по плечу.
– Милая моя, не надо больше бояться, я – Ваш друг. Посмотрите мне в глаза и поймёте, что это – правда…
Камер-фря обмякает на кушетке и теперь смотрит на нежданную "подругу", как кролик на удава, а та продолжает обволакивать её своим шёпотом. Тихонько отхожу к двери и останавливаюсь рядом с Бессоновым и таким же охреневающим, как я, Михалычем.
– … Вы же понимаете, что им, мужчинам недоступны наши тонкие душевные переживания… Как я Вас понимаю, Лизочка… И это всё из-за маленького флакончика… Как они
В голову вдруг приходят ещё школьные воспоминания из будущего. В Гомеле возле "Малахитовой шкатулки" постоянно тусовались цыганки. Один раз средь бела дня прямо посреди тротуара видел картину точь-в-точь, как сейчас. Одна из цыганок так же держала за руку какую-то накрашенную деваху-студентку и что-то её говорила. А вторая в это время спокойно рылась в открытой сумочке, висевшей на плече "кролика"…
– … Ведь у Вас же его нет при себе?.. Давайте пойдём и покажем, где он лежит… И после этого всё будет хорошо…
"Цыганка" поднимается с кушетки, не отпуская запястья горничной, та безропотно встаёт и, как лунатик, двигается за ней к выходу… Михалыч, сообразив что к чему, выскакивает в вестибюль и даёт отмашку казакам у дверей, чтобы посторонились и не мешали. Мы с Бессоновым замыкаем шествие…
Заходим в первую гардеробную, остальные задержанные шарахаются в угол, даже просить не приходится, и оттуда с опасением и любопытством смотрят на происходящее. Кто-то, кажется, суеверно сплёвывает через левое плечо и крестится. Дама в чёрном, как в каком-то танце, ведёт горничную сначала влево, потом возвращается обратно… Сделав пару кругов и зигзагов по комнате она, внимательно глядя на свою "жертву", подводит её к кадке с небольшой то ли пальмой, то ли ещё каким фикусом и останавливается. Когда мы с Бессоновым подходим к ним, свободной рукой показывает на горшок…
И что тут у нас?.. Ага, в одном месте бугорок и земля свежевзрыхлённая… "Оборотень" моментально появляется в руке, аккуратно, как щупом, проверяю "грядку". Пока клинок не упирается в препятствие. Осторожно раскапываю грунт и поддеваю кончиком ножа флакончик. Тот самый! Брат-близнец лежащего у меня в кармане, только наполовину заполненный белёсым порошком!.. Есть контакт!!! Нашли!!!..
– … Вы так устали, дорогая моя… Прилягте, отдохните немного, теперь всё будет хорошо… – Дама-экстрасенс продолжает ворковать над лежащей на кушетке камеристкой, одновременно делая нам знак рукой, чтобы все свалили отсюда. – Нужно немножко поспать, чтобы восстановить силы…
Как там в анекдоте? "Бабуля, а вы возле железной дороги живёте? – Да-да-да-да… Да-да-да-да…". Почти про меня. В который раз уже катаюсь из одной столицы в другую… Регента и Семью незаметно и благополучно доставили "на лечение" в Павловский институт, двойник Великого князя ротмистр Егужин вовсю пользуется благами, положенными августейшей персоне в Петровском дворце, а мы едем обратно в Питер. Мы – это весёлая компания из одного подпола и трёх подпоручиков. Остапец, Гордей и Макс Горовой. Боевик, снайпер и подрывник. И я в качестве руководящей и направляющей силы…
Срочно созванное заседание Трибунала закончилось единогласным вынесением приговора братикам-Владимировичам. Подполковник Бессонов, не вдаваясь в подробности, телеграфировал Павлову что-то типа "подозрения подтвердились тчк они тчк". Так что теперь – обещанное воздаяние каждому по делам…
Мужики давно дрыхнут в купе, а я маюсь бессонницей из-за того, что "застучали мысли по темечку". После решения вопроса с Великими князьями вернулись к нашим планам на летнюю кампанию, Павлов и Келлер в очередной раз пошумели друг на друга по поводу того, как и куда надо соваться, а как и куда – нет. А потом выяснилось, что решение-то, собственно, Регентом уже принято. И все словоблудия должны быть направлены на то, как это воплотить в жизнь. Намеченная десантная операция по взятию Проливов пока откладывается, высаживаться будем в Болгарии. Теоретически – сразу в двух местах – в Варне и в Бургасе. Но, помня пословицу про бумагу и овраги, есть сомнения, что хватит сил. Поэтому, как запасной вариант, решили использовать опыт десанта на Трапезунд. Высадка в Бургасе и наступление на Варну по побережью при поддержке Черноморского флота. Что тоже не сахар – около ста тридцати километров по холмистой местности и вряд ли встречать нас будут хлебом-солью… Ладно, пусть стратеги головы ломают, а мы – люди маленькие, что прикажут, то и сделаем. Батальон всяко без дела не останется. А у нас сейчас другие проблемы…
И одна из них – наш любимый академик. За последнее время он изменился, и я бы не сказал, что в лучшую сторону. Мне до Бехтерева и Кандинского далеко, но диагноз "мания величия" поставить могу. Особенно после интересного разговора с Воронцовым…
– Присаживайтесь, Денис Анатольевич. – Пётр Всеславович вопреки обыкновению указывает не в направлении своего письменного стола, а кивает в сторону кожаного дивана, стоящего в углу. – Одну минуточку…
Он пару минут возится с патефоном, стоящим на журнальном столике и садится рядом только когда в кабинете начинает звучать столь любимый им Шаляпин.
– У меня к Вам конфиденциальный разговор. – Объясняет подполковник, видя моё удивление. – И я не хочу допустить даже теоретической возможности его подслушать…
Ну нифигасе, какой степени должна быть секретность этой конфиденциальности, если даже здесь, в Институте, в своём кабинете…
– Слушаю Вас, Пётр Всеславович.
– … Мне известно какие отношения связывают Вас с Фёдором Артуровичем и Иваном Петровичем… Речь пойдёт об академике Павлове… Вы не заметили в его поведении никаких изменений?.. Странностей?..
– Я не так часто здесь бываю… Но, судя по сегодняшней… да и прошлой встрече, у меня сложилось впечатление, что он уже не говорит, а вещает истину в последней инстанции.
– Вот именно об этом я и хотел побеседовать. – Воронцов облегченно вздыхает. – И рад, что Вы тоже заметили изменения в поведении Ивана Петровича. Если бы это касалось личных взаимоотношений, я бы не стал даже обращать внимание, но… С недавних пор академик стал тесно общаться с банкирами и разными финансовыми дельцами, причём, многие из них числятся в нашем "Списке 2".
– С кем именно?
– Из наиболее известных – Второв, Рябушинские, Поляковы, Гинцбурги. Остальные, а их большинство, – мелкая рыбёшка. Различные гешефтмахеры…
Так, Рябушинские – масончики, по Второву давно старушка с косой скучает, Поляковых не знаю, Гинцбурги… Гинцбурги… Вспомнил! "Лена голдфилдс", расстрел рабочих в двенадцатом году… Интересная компашка…
– … Я очень опасаюсь, что все эти спекулянты попытаются через академика влиять на Регента. Великий князь Михаил Александрович всегда прислушивается к его мнению. Иногда даже чересчур…