Шрифт:
Воспоминания
Ничто не приносит так много страданий, как большое количество удовольствия; ничто так сильно не связывает, как безграничная свобода.
Бенджамин Франклин
Я, Бруно Драгонфлай, родился и вырос в прекрасном городе Мемфисе. Это завораживающее место притягивало людей как магнит, и те, кто хоть раз побывал в этом прекрасном городе, уже ни за что не хотели с ним расставаться. Спокойная и размеренная жизнь в то же время бурлила, как и кровь в жилах, и клеймом оставляла хорошие воспоминания об этом чудесном месте. Мой небольшой старый дом стоял на окраине этого города с изумительными видами на живописнейшие леса. Мне доставляло огромное удовольствие сидеть у берега близлежащего озера и просто наблюдать за его удивительным спокойствием. Как безмятежно небольшие волны неторопливо накатывали на берег и вдребезги разбивались о камни. Манящие пещеры тянули исследовать их неприкосновенный и таинственный мир. Я старался быть везде, но не дома, так как там было не всё гладко, и я в последнее время ощущал нарастающий негатив между мамой и отцом. Частые ссоры, скандалы по пустякам не давали мне покоя, и я запирал свою
Я помню, как в школе нам показывали различные эксперименты по физике, и мне это жуть как нравилось. В средних классах к нам пришла молодая и веселая учительница с очаровательной улыбкой – преподавать физику. Это была Элизабет Вайнер. Мой интерес к предмету с каждым днём только рос, как росли и мои познания. Сама она ростом не слишком высокая, но с ярко выраженными, необычайно голубыми глазами, завораживающим голосом и доброй душой.
Наш класс был далек от списка «Форбс», и в него входили лишь дети из бедных семей, среднего звена и выходцев из Мексики. Я не был тем, кого можно запугать, но и в неприятности старался не лезть. По мне, так лучше переждать в каком-нибудь укромном местечке или скрыться из виду, пока всё не утихнет, и пойти себе со спокойной душой и целым телом. Ещё я помню, как некая обида закралась на ребят, которым доставалось всё необходимое по щелчку, в отличие от нас, которым всё приходилось доставать самостоятельно, начиная от обычной авторучки и заканчивая новомодными шмотками. В классе также были и отъявленные маленькие гангстеры, которым доставляло удовольствие над кем-нибудь поиздеваться и пошутить. Самый ярый из всех был Питер Коллинз. Блондин с зачёсанными набок волосами, с гордо приподнятой головой, всегда вальяжно ходил вместе со своей свитой по школе. Иногда избивал и унижал своих ровесников, а тем, кто помладше, просто раздавал подзатыльники для профилактики. Меня почему-то он называл Гарри, да и не только меня – все, кто ему не нравился, были Гарри, и неважно, как на самом деле кого зовут, Адам, Бруно, Томас, Джордж или ещё как-нибудь. Для Коллинза и его компашки мы все Гарри. Имя Гарри стало нарицательным, обозначающим, что ты неудачник.
– Эй, Гарр, дай нам пару баксов.
– Без проблем…
– Эй, Гарри, сгоняй за пивком!
– В два счёта…
Ух, как я их ненавидел и делал всё, чтобы не попадаться лишний раз им на глаза. В общем, школа была сущим адом и больше напоминала курсы по выживанию. Я помню, что как-то раз я заметил в коридоре Питера его банду. По их лицам было видно, что они не в настроении, поэтому решил не испытывать судьбу и проскользнул незаметно в туалет. Краем глаза заметил, что за мной последовал один из его дружков, и я быстро спрятался в одном из шкафов, в котором хранились принадлежности для уборки. В это время зашел Мэттью – он был правой рукой Питера Коллинза. Пока он справлял нужду, я старался стоять неподвижно, но в нос попали частицы порошка, отчего я чихнул. Мэтью обернулся, медленно открыл дверцу шкафчика, и улыбка растеклась по всему его прыщавому лицу.
– Так вот ты где, Гарри! – и в это время в туалетную комнату вошел ещё и Питер Коллинз. Увидев, что тут что-то намечается, остальные поспешили убраться оттуда, чтобы не попасть под раздачу этим негодяям.
– Так вот ты где прячешься, Гарри! – повторил он ещё раз.
– Я Бруно, – тихо произнёс я, опустив голову.
– Похер, Гарри! – и его кулак прилетел точно в живот, отчего скрючило и затошнило от жуткой боли, но упасть мне не дали, поймав на лету. Дотащив до кабины, приклеили к ней скотчем. Затем они со спокойной душой ушли, и после них в туалет так никто больше и не заходил, а освободиться самому у меня не вышло. Поэтому так я и провисел до самого вечера, пока не зашел охранник и, удивившись, что я висел враскорячку, обмотанный по рукам и ногам дешёвым скотчем, немного посмеялся. Потом прочитал мне лекцию о том, что школа уже закрыта и нельзя находиться в туалете привязанным.
А я как-то сразу и не догадался. Даже и не знаю, чтобы я без него делал? Вот знал бы раньше о том, что висеть привязанным по рукам и ногам нельзя, да ещё и в уже закрытой школе, я бы уж точно ушёл домой! В общем, я пообещал, что больше такое не повторится, затем охранник меня развязал и отпустил. Вернувшись домой, от родителей я тоже получил взбучку, ведь я, никого не предупредив, потерялся до самого вечера. Ну а что я мог сказать? Извини, мам, но меня Коллинз примотал к туалетной кабинке, поэтому я опоздал?! А она мне в ответ – ну, если ты в туалете был привязан, то тогда ничего страшного, что пришёл поздно. Так, что ли? Мне оставалось только делать печальный вид и молчать.
С каждым днём обстановка у родителей всё только сильнее обострялась. Скандалы, крики и битая посуда повторялись с каждым днём всё чаще, но и это продолжалось недолго, пока им не взбрело в голову, что необходимо сменить обстановку и разрядиться от накопившегося негатива. Немного поразмыслили – появилось желание переехать в другое место, и, рассмотрев различные варианты, они остановили выбор на новом доме в небольшом поселке пригорода Уиллистон, что находится на берегу реки Миссури. Новый дом с виду не особо отличался от других стоявших неподалеку. Поэтому найти его кому-либо впервые было задачей не из лёгких. После переезда родители так и не перестали ругаться и скандалить. С каждым днём всё острее ощущалось недовольство и безразличие друг к другу, пока всё это не переросло в развод. Старый дом продали, а новый делить не стали и сошлись на мнении, так как я единственный ребенок в семье, то останется он только мне. Ведь я уже совершеннолетний, могу устраивать теперь свою жизнь так, как захочу. Первой уехала мама и в суете забыла свой мобильник в комнате. И именно оттуда я узнал из её переписки, что она встречается с каким-то человеком по имени Томас и, по всей видимости, их роман длится уже целый год. Приблизительно год назад и начались эти скандалы, и теперь мне стало ясно, что являлось истинной причиной конфликтов и переезда, но отцу я побоялся об этом сказать и сохранил все в тайне. Мать, собрав вещи, уехала во Францию, а ещё через пару месяцев уехал и отец – за просветлением в Тибет, как он мне твердил, «для поддержания духовной составляющей». Время от времени они присылали мне деньги, их только и хватало на оплату счетов. У родителей теперь своя, новая жизнь, а у меня свой собственный дом. Пустой большой дом. Прожив тут год, я получил письмо от маминых родственников из Франции, в котором сообщалось, что она погибла в автомобильной аварии. Для меня это был шок, и я виню в её смерти только этого Томаса, ведь это он увёл ее из семьи и, возможно, был инициатором переезда в Париж. Осталась бы она здесь, ничего такого не произошло бы! Второй удар был от отца. Он перестал выходить на связь и больше не присылал мне денег. Как выяснилось позже, он вместе с группой монахов поднимался на одну из гор и просто исчез, так и не добравшись до места назначения, и теперь считается без вести пропавшим. На его поиски неоднократно поднимали этих «просветителей», но никаких следов так и не обнаружили. Вот так я и остался один.
Иногда по ночам я ощущаю их присутствие рядом, и по спине бежит холодок, и волосы встают дыбом. Но, оборачиваясь в страхе, я вижу только пустоту и насквозь пропитанный воспоминаниями дом. Ещё живя в Мемфисе, я мечтал о совершеннолетии, свободе от родительского контроля, хотелось уединения и спокойствия. Но теперь, когда я остался совсем один, я начал понимать, как мне их не хватает. Иногда, сидя на полу возле старого комода, я снова и снова листал семейный альбом с фотографиями, вспоминая о былых временах. Минут по десять держал перед глазами каждую фотографию, улавливая мельчайшие детали. Я стал видеть в них что-то такое, чего раньше не замечал. Насколько строгим выглядел отец – но он был таким родным, хотя и немного помешанным на религии. В каждом фото чувствовалась жизнь. На одном из старых снимков мама, держа меня на руках и крепко прижавшись к отцу, неумело позировала фотографу. Именно в эту секунду фотоаппарат будто силой вырвал этот момент из жизни и перенёс его на свой черно-белый негатив. Я всегда думал, что у меня всё находится под контролем, но на самом деле это «всё» проходило сквозь пальцы. Сейчас для меня каждое тёплое воспоминание о них бесценно. Но я понял это слишком поздно. И осознание грызло изнутри мою душу за то, что их не ценил и не ценил минуты, проведённые вместе. Иногда винил себя за то, что не попытался их помирить, а может, только усугублял ситуацию в и без того тяжёлое время.
После окончания школы я старался из дому никуда не выходить и всё время сидел в Интернете, изучая разнообразные материалы по физике, которых было не найти в обычной библиотеке. Тем временем Питер Коллинз, чтобы свести концы с концами, понемногу приторговывал наркотой, зарабатывая на этом неплохие деньги. И всё из-за отчима, который его растил. В его семье голод – это было нормальное явление. А одеваться ему приходилось самому где придется. Отчим частенько выпивал и, когда был пьян, всегда норовил избить Питера за какую-нибудь оплошность. Пит пробивался в жизни самостоятельно и деньги добывал в основном с помощью торговли наркотой. С чем его и поймают в будущем в одном из переулков Мемфиса и засадят за решетку. Потом, отсидев свой срок, он вышел на свободу и, завязав с торговлей, подрабатывал где придется. Но денег ему всегда очень не хватало, и приходилось себя ужимать по максимуму. Мне тяжело вспоминать о нём как о человеке, который вызывал восхищение и страх в школьные годы. А теперь я его ненавижу каждой частичкой своего тела, и любое упоминание о Питере вызывает у меня только гнев и ярость.
Это случилось много лет назад. Как-то раз Питер, изрядно подпив, возвращался домой со своими старыми друзьями и по дороге домой случайно наткнулся на моего дядю Сэма. Он узнал его и решил немного поразвлечься, показать всем, что, выйдя из тюрьмы, он стал ещё круче, чем раньше. Ведь Сэм был огромным по сравнению с Питером. Пит подошёл к нему почти вплотную и, ничего не сказав, нанёс молниеносный удар в челюсть в надежде, что противник рухнет. Но Сэм, немного ошалев от такой наглости, ответил ему взаимностью и ударом повалил Пита на асфальт. Его дружки, почуяв, что Питер явно стал проигрывать, решили помочь и набросились толпой на Сэма. Дядя был не из слабых и вырубил троих, остался ещё один, который стоял на ногах, но и тот попятился назад. Питер понял, что не на того напал и необходимо действовать решительно. Пока Сэм стоял к нему спиной, Питер резко встал и нанёс один, но точный удар ножом в шею. Нож зашёл по самую рукоять. Кровь струей потекла по шее и окропила деревянную рукоять, затем тонкой пульсирующей струйкой брызнула на асфальт. Сэм, обернувшись, схватил обеими руками за шею этого ублюдка и приподнял над землёй. Питер висел в воздухе, схватившись руками за кисти Сэма, и стал понемногу отключаться. Обессилев, дядя сначала поставил его на землю, затем сам опустился на колени и рухнул на бок. Эти подонки сбежали, оставив его умирать на холодном асфальте в луже собственной крови. Приехавшая на вызов полиция начнёт расследование и наконец поймает по горячим следам всю банду. Питер получит десять лет тюрьмы за непредумышленное убийство. В тюрьме он подхватит СПИД от пассивного секса с сокамерниками и, выйдя на свободу, умрёт через три дня после освобождения, так и не почувствовав вкус свободы. Но тогда я этого ещё не знал, и Питер был только занозой в заднице, тем, кому доставляло удовольствие задирать других. Видимо, так он поднимал свой авторитет среди сверстников. Ну а что касается меня, я с каждым днём всё больше вникал в физику и, приходя домой, всегда читал и разбирал наперёд будущие темы, дабы выглядеть в классе как можно лучше в глазах мисс Элизабет. Она часто выделяла меня из всего класса, что мне в свою очередь льстило. Её бесподобная улыбка и ярко-голубые глаза, от которых невозможно оторваться!
Только спустя время я понял, что без математики физика не имела смысла и, как оказалось, они настолько тесно связаны… Очень близко друг к другу… Настолько близко… Её аромат духов никак не давал покоя – и глаза… Её очаровательные голубые глаза, в которых можно утонуть, как в бездонной пропасти!
Чем больше я изучал физику, тем лучше понимал, что математика идёт всегда на шаг впереди её. Поэтому заставил себя учить математику, геометрию, высшую математику и тригонометрию, ведь она вместе… вместе… мы вместе… Тонкая талия, обтягивающее чёрное платье, идеальные пропорции – она была совершенством, и, взглянув в её лазурно-голубые глаза, я словно проваливался в бездну знаний! Ярко-алые губы что-то говорили, но я совершенно ничего не слышал и всего лишь жадно наблюдал за их движением.