Брачный приговор, или Любовь в стиле блюз
Шрифт:
Над пальмами, устремляясь к удивленной луне, взлетел голос. Он жаловался, молил, гордо замирал на высокой ноте, а потом срывался вниз…
Один великий джазист сказал: «Блюз — это когда хорошему человеку плохо».
На эстраде, освещенной перекрестным светом голубого и серебристого софитов, в длинном черном платье, с розой в темных волосах, на высоком стуле сидела женщина и, аккомпанируя себе на гитаре, пела
В пустом ресторане под стеклянной крышей зрителей было всего трое: Тони, хозяин гостиничного комплекса на острове, не забытом ни Богом, ни людьми, его друг и помощник Микки и бармен Мигель.
По щекам Тони текли тонкие струйки слез. Он изредка, словно соглашаясь, кивал: «Да!.. Именно так!.. Да, это можно назвать русским блюзом. Когда хорошему человеку не просто плохо — жить не хочется».
Последний аккорд взметнулся в сверкающее звездами небо и унес русскую тоску в другие галактики…
ГЛАВА 1
Огни, огни… Лица, лица… новые и хорошо забытые старые… Объятия, радостные возгласы.
— Тони! Ты в Москве!.. Не пожалеешь! Соскучился?!. Сколько же мы не виделись!
Тони, худощавый, среднего роста платиновый блондин отвечал, несколько растерявшись от столь бурного проявления эмоций, вызванных его приездом:
— Пять лет. Но они пролетели, как один день. — И он грустно посмотрел в лицо одного из приятелей.
— Мы сейчас немного развлечемся. Ночью в Москве не бывает скучно.
Окруженный друзьями, приятелями, бывшими, но не забывшими его поклонниками, Тони переезжал в шуме, гвалте, залпах салютов от вылетающих пробок шампанского из одного ночного клуба в другой. Днем отсыпался, хотел заняться делами, но его перехватывали, и благие, серьезные намерения откладывались на завтра, которое в точности повторяло все прошедшие дни.
— Где Милла Лиманова? — спрашивал он каждого, с кем проводил время.
— А кто это?..
Тони, чуть сощурившись, пристальнее вглядывался в лицо ночного попутчика.
«Э, да ты брат, видно, совсем еще юнец, если не знаешь Миллы Лимановой». Но не оставлял свои попытки.
— Лиманова? — переспрашивали его. — Это та, что ли…
— Та! Та! — взволнованно подтверждал Тони.
— … которая, — продолжал выяснять кто-то из собеседников, — здорово пела. И даже джаз.
— Ну! — на лице Тони застывало выражение тревожного ожидания.
— А! Как же! Помню!.. Это же она пела… — и тот начинал мурлыкать джазовую мелодию.
— Да! — терял терпение Тони. — Где она?
В ответ пожимали плечами.
—
— Поет, наверное, где-нибудь…
— А может, умерла?! Я вроде читал…
Тони вздрогнул.
— Не может быть! О Господи, да неужели же память людская так коротка? Еще лет семь назад не было человека, который не знал бы ее. Милла Лиманова. Звезда! — возмущенно начал было Тони и осекся. — Впрочем, нет. Звезд, их слишком много. А талант! Настоящий талант! Где она?..
— По-моему, поет в клубах, — наконец сказал кто-то. — Года полтора назад я видел растяжку с рекламой ее выступлений.
Тони стал обзванивать клубы, там подтверждали, что поет. «Но в настоящий момент мы не знаем, где она».
Очередной клуб и последний московский вечер…
— Тони, плюнь, оставайся!
— Ты нам нужен! — наперебой уговаривали приятели. Губы Тони чуть дрогнули в насмешливой улыбке:
«Как Милла Лиманова. Забудете обо мне на второй же день после того, как я решу остаться в Москве».
— Увы! — красиво разводил он руками, как когда-то на сцене. — Бизнес требует зоркого хозяйского глаза. Остров без меня может пойти ко дну.
Ненадолго оставшись один за столиком, Тони подумал, что уезжает с тяжелым сердцем. И вдруг!.. Ему показалось, что он ослышался.
— Всю ночь с нами несравненная Милла Лиманова! — раздался голос конферансье.
На эстраду вышла певица. Когда она начала петь, у Тони отлегло от сердца. Голос был тот же…
На последних тактах песни Тони встал, подошел к эстраде, поднял руки и что есть силы зааплодировал. Певица опустила глаза и, едва успев отвести от губ микрофон, воскликнула:
— Тони! — и присела, чтобы коснуться его руки.
Дождавшись перерыва, она спустилась с эстрады. Они обнялись и заговорили наперебой. Сели за столик, он придирчиво вглядывался в ее лицо. И, зная, что делает ей больно, все же спросил:
— Что произошло?..
Ее ресницы вздрогнули, она хотела выдержать взгляд и солгать, но, поникнув головой, точно прося извинение, проговорила:
— Ничего особенного. Я ушла из большой эстрады.
— Но?!. — запротестовал было Тони.
— Ты же тоже ушел! — напомнила она.
Грустная усмешка пробежала по лицу Тони, он поднял свой бокал и посмотрел через него на Миллу.
— Старый гомик, кривляющийся на сцене, еще более печальное зрелище, чем престарелая актриса. Именно не постыдное, как сказали бы другие, а печальное. Что здесь стыдного? Я всего себя отдал сцене. Там моя душа и осталась. Думал, не выживу. Легко и красиво произносить: «Уходить надо вовремя!» И уходят, но что с ними происходит потом, никого ведь не интересует. Но ты! Ты же молода! На нашей эстраде пятьдесят лет — не возраст. Расцвет, можно сказать. А тебе чуть за тридцать.