Брад
Шрифт:
Люди в масках копались у Брада в теле, словно кроты. Браду было ужасно интересно, что же они там хотят найти и что собираются оставить? Может, они ищут признаки добродетели? Может, это тоже часть суда? Время ползло еле-еле, но Брад был уверен в своих силах. Он докажет. Воздух обжигал легкие, белые пластмассовые руки шевелились все медленнее. Хрустальная пелена покрылась тонкой сетью трещинок. Сознание уплывало, обморок окутал голову мягким пушистым одеялом. Брад совсем не чувствовал ножей, входивших в кожу. Он думал
— У меня от лифтов мурашки по коже, — заявил убийца, выходя на одном из больничных этажей. — А потом еще кошмары снятся. Будто лифт едет не туда, куда надо.
— Да что ты заладил про свои кошмары? — взвыл Квейгмайер. — Прямо как дите малое.
— И от больниц мурашки, — продолжал убийца — Тут все движется в обратную сторону. Вопреки здравому смыслу. Вот в чем трагедия. Может, для кого-то она и не очевидна, но факт остается фактом. Это самая реальная реальность. Настоящее. Чистилище. Здесь и сейчас. На этой самой планете. В этой самой больнице. — Он указал себе под ноги.
Двери лифта бесшумно закрылись позади Квейгмайера.
— Ерунда, — рассеянно ответил он. — Представь себе, будто это дорогая гостиница. Ужин в номер. Нога здесь, селезенка — там. Пакетики с кровью, с водой, с глюкозой. Лекарства. Обезболивающие. — Квейгмайер побарабанил пальцами по груди убийцы. — Ты ведь специалист по части обезболивания, а?
Убийца рассмеялся и вытер ладонью рот.
— О да, я знатный анестезиолог!
— Надо смотреть в корень. В чем суть гостиничного обслуживания? Задержать клиента подольше. Вот здешних постояльцев и держат.
— А ты, знаешь ли, мастер говорить!
— Я мастер только в одном деле.
— Ошибаешься. — Убийца подмигнул Квейгмайеру сначала одним глазом, потом другим.
— Чтобы подвигнуть на что-нибудь людей, нужны слова. Правильное употребление грамматических конструкций — и повиновение гарантировано.
В приемном покое убийца подошел к мусорной корзине, незаметно сунул руку в карман и выбросил окровавленный нож. Злодей позабыл бы о своем оружии, если бы не пропитанные горем больничные стены.
— Самое подходящее место, чтобы избавиться от хирургических инструментов. Прекрасный выбор, дружище. Твоя головоломка складывается как надо.
Убийца нервно оглянулся. Посетители равнодушно разглядывали пол и стены, некоторые громко всхлипывали. За стойкой регистратуры сидели две медсестры и с чрезвычайно занятым видом обсуждали медицинские карты. В другом конце приемного покоя убийца увидел Щена и высокого полицейского. Они сидели у самой стены. Пальцы снова метнулись ко рту в поисках пустых гнезд и правильных решений. Убийца расстроился еще больше, когда
— Здесь я, здесь, — убийца улыбнулся. Он пососал палец и с чмоканьем вытащил его изо рта. — Я тебе помогу, — прошептал он в надежде, что Джой услышит его.
— Ишь как парнишка-то разволновался, — ревниво заметил Квейгмайер. Ему не нравилось, что ребенок так беспокоится за друга.
— Весь в меня, — сказал убийца.
— Просто позор, что он по твоим стопам не пошел.
Убийца нахмурился, выдвинул вперед нижнюю челюсть и сердито посмотрел на Квейгмайера.
— Мог бы и получше его надрессировать, — продолжал желтозубый.
— Что значит «получше»?! Насколько?!
— Ты же меня понял. «Лучше» — значит «хуже».
Квейгмайер усмехнулся и крепко схватил убийцу за руку. Правильная рука. Все время лезет в рот, нащупывает пустоту и успокаивается.
«Прямо как заводная», — подумал он.
— А от фараонов у тебя, случайно, мурашки не бегут?
— Нет, — пробормотал убийца и покачал головой. — Не бегут. Встают по стойке «смирно».
— Тогда пойдем поздороваемся с твоим отпрыском. Ты их всех отвлечешь, а я пока займусь своими делами.
Врач постучал карандашом по ладони.
— Я вам очень сочувствую, — сказал он.
Джим совсем растерялся. В теле образовалась странная пустота. Колени подгибались, в животе кто-то скребся острыми коготками. Джиму даже показалось, что под зубами образовались синяки. Он упрямо смотрел в пол, не желая поднимать голову, не желая осознавать смысл произнесенных слов. Самый страшный смысл на свете. Смерть.
Врач все барабанил карандашом, сам того не замечая. Он будто сравнивал горе на лице Джима с описанием из учебника.
— Ее привезли уже мертвой. Ничего нельзя было сделать.
Он прислушался к объявлению в динамиках. Какого-то доктора вызывали в отделение реанимации. Потом в коридоре снова наступила тишина. Врач заметил наконец, что держит в руках карандаш, и сунул его в карман зеленого халата.
— Она не мучилась. Может, хоть это вас утешит. Примите мои соболезнования.
«Ее везли во второй „скорой“, а я даже и не знал», — подумал Джим.
Он опустился на пластмассовое сиденье. Ему было очень стыдно, что никак не получается заплакать.
«Моя жена, — повторял он. — Ее провезли мимо меня. Мою жену. Мою мертвую жену».
Что-то ныло в груди, а слезы все равно не шли.
— Я очень сочувствую, — беспомощно повторил врач. — Может, вы хотите, чтобы мы кому-нибудь позвонили?
— Нет.
Джим все смотрел в пол. Просто не мог поднять глаз. Ему казалось, что кости сейчас рассыплются в прах и кожа упадет, словно пустой бурдюк.