Брад
Шрифт:
— Вы не могли бы слегка привернуть обогреватель?
Казалось, несчастного парня только что разбудили.
Волосы всклокочены, лицо помято, глаза покраснели.
— Ох ты ж господи, а чего молчал-то? Похоже, ты и вправду мальца перегрелся, даже жабры позеленели. Хотя, конечно, сейчас не время рассуждать об эволюции. Тогда, может, скажем, что ты слегка поджарился? Не до конца, конечно, с кровью, и корочка еще не хрустит.
Бригадир закрыл отяжелевшие веки. Из груди толчками вырывалось горячее дыхание. Но кислород в легкие не поступал, поскольку салон был наглухо задраен. Парня лихорадило, живот совсем скрутило, как будто от жары он заболел холерой.
— Что-то мне нехорошо, — простонал бригадир, слегка покачиваясь.
Он потянул за ручку
— Коктейль не желаешь? А поездку на двоих на Багамы? Ну-ка, Джонни, расскажите слушателям, как вы выиграли в лотерею. — Квейгмайер спокойно улыбнулся, облокотясь на руль. Он по-прежнему не глядел на дорогу, а только раскачивался в такт яростно ревущему мотору. — Знаешь, иногда все устраивается само собой. Твое тело сейчас приспосабливается к новым условиям, но мозг сопротивляется естественному ходу событий, оттого-то тебе так нехорошо. Ты не замечаешь очевидного и просто хочешь, чтобы это прекратилось. А мозг всегда побеждает тело. Раньше или позже, но он своего добивается. «С меня достаточно, — говорит он. — Я требую развода». И тогда зовут переговорщиков, на вроде адвокатов. А это либо я, либо еще один парень. Честный такой дурак. Ты представляешь? Честный! Так он торговаться вообще не умеет. И предложить ему нечего. Нет у него ценных козырей. У меня-то с собой полный чемодан удовольствий. Похоть. Жадность. Власть. А у него одни сопли в шоколаде. Все такое правильное-правильное. Он предлагает тебе добродетели, которые свяжут тебя по рукам и ногам, и, заметь, взамен ты ничего не получишь. Преданность. Доброта. Скромность. Добрая воля. Так что, когда подписываешь бумаги, держи ухо востро. Там, внизу, есть такая строчечка, так ты не поленись, прочитай имя-то на ней. Наши цены, конечно, повыше будут, тут я спорить не стану. Но мы же и сервис предоставляем соответствующий! Пожизненная гарантия. Тариф бессмертия. Это на случай, если ты тупой, значит — навечно.
— Прошу вас, не могли бы вы, остановиться на секундочку?
Бригадир открыл и снова закрыл глаза. Он боялся, что если будет держать их открытыми, то желудок сразу запросится наружу.
— А мы вот тут постоим, у обочины, — объявил Квейгмайер, коварно улыбаясь.
Грузовик резко затормозил и встал как вкопанный.
Квейгмайер с удовольствием наблюдал за своим пассажиром.
— Не стоит принимать все так близко к сердцу. — Он подмигнул и хлопнул бригадира по плечу. — Это же пустяки. Особенно если представить себе, что тебя еще ждет в будущем. Поступки! Со смеху можно помереть, глядя, как люди напрягаются! Если бы они только знали, что такое жизнь. Для чего она дана. Нет, все стремятся что-то кому-то доказать, оставить след в истории. А есть еще эти, придурки-то безмозглые, так те вообще с ума посходили. Спасем Землю! Даешь переработку мусора! Чего только не наболтают. А вот спроси их, зачем им Землю спасать? Все равно ведь скоро все кончится. Игра-то подходит к концу. И что ты там делаешь, как надрываешься, не имеет ни малейшего значения. Ох уж эти мне экологи!
Квейгмайер откинулся на спинку сиденья и со всей силы надавил на руль, словно хотел расколоть его на части и заглянуть внутрь. Колесо медленно подавалось, гнулось под действием чудовищной силы, хрустело, трещало, страшный шум продавливал перепонки бригадира. Как ни странно, он вдруг ожил. Тошнота прошла, кровь прилила к щекам, вернулась ясность мысли. На шее Квейгмайера вздулись все жилы.
— Я… вырываю… твою… душу, — прорычал он.
— Чего? Вам плохо? — спросил бригадир, вслепую нащупывая ручку дверцы.
— Если надавить… Надавить изо всех сил… То можно почувствовать… Как она отрывается. — Квейгмайер заскрипел зубами. Руль трещал все сильнее, будто готовилось упасть большущее дерево или даже целый лес.
— Чего? — Бригадир нащупал наконец ручку. Дурнота окончательно отступила, зато накатила паника, дикий первобытный ужас. Бригадир толкнулся в дверцу.
— Ты… почти что чувствуешь… как отрывается… твоя душа — Лицо Квейгмайера
Бригадир распахнул дверь, выпал на улицу и побежал по тротуару не оглядываясь.
Желтозубый отпустил погнутый руль, глянул на пустое пассажирское сиденье и широко улыбнулся. Лицо его снова приобрело человеческий вид. Он насладился сполна. Эти людишки вечно бежали от него, поджав хвосты и подвывая от ужаса Квейгмайер весело подобрал с пола уши и приставил их на место.
— Еще один со страху обделался, — фыркнул желтозубый. — Испугался элементарного фокуса. — Он высунулся из окна и закричал — Эй, постой, я же просто пошутил! — Ах, как гладко все сошло. Квейгмайер покачал головой. — Никто нынче шуток не понимает. Только охать и вздыхать горазды.
Ему было очень весело.
— Да, хорошего бригадира нынче не сыскать, — простонал он в перерыве между приступами хохота.
Внезапно Квейгмайер с треском захлопнул челюсти, словно откусил смех. — Иногда мне кажется, будто я напрасно стараюсь. Разливаюсь соловьем, уговариваю. Никто меня не слушает, только и знают — дай, дай, дай. Вот это они понима-ают. Насчет хотения.
Пассажирская дверь захлопнулась сама собой, и грузовик снова влился в поток машин. Заиграла чудесная музыка, Квейгмайер улыбнулся, за его спиной завизжали шины и загудели клаксоны.
— Столько шуму из ничего. — Желтозубый опять включил печку и набрал полную грудь восхитительно спертого воздуха. — И мне это нравится. Тратьте. Тратьте свои силы. Пляшите. Тумба-юмба, трам-пам-пам. Этот птенец кашу варил, этот — воду носил, этот — по дрова ходил, а этот — удал, Жан-Поль Сартра читал и всех замочил.
Глава шестая
ШЕЛЕСТ УМИРАЮЩЕГО ВЕТРА
Убийца встал за спиной Ерша. Все просто. Несколько точных движений — и он исправит положение дел. Ерш вертел головой, вглядывался в толпу. К зданию подъехала полицейская машина, из нее вышли люди, хлопнула дверца. Ерш мгновенно насторожился.
Солнце спряталось за небоскреб, сразу посвежело, как будто осень нанесла городу преждевременный визит. По улицам протянулись оранжевые тени.
Убийца весело наблюдал, как рука Ерша тянется к карману. Было совершенно ясно, что у него там, в кармане. Убийца представлял, как пальцы гладят прохладную сталь. Так выдержанный хозяин успокаивает рвущегося в бой пса.
Ерш резко выдохнул, переступил с ноги на ногу, ему хотелось подпрыгнуть, перекувырнуться в воздухе и очутиться впереди, за линией оцепления. Тогда он смог бы выстрелить, и нож не понадобится. Ерш что-то яростно бормотал, но слова не складывались, скорее рычание вырывалось из его груди. А нужны были именно слова, правильные слова, чтобы раззадорить себя как следует, чтобы перейти наконец от этих слов к действиям. Ерш вежливо улыбнулся полицейскому. Бот ему-то и достанется первая пуля в затылок, а потом Ерш пристрелит дурака и выскочит сухим из воды. Станет снова самим собой — никто его не увидит, никто не услышит.
Толпа напирала сзади. Словно поддерживала. Они хотели того же, что и Ерш. Они были с ним заодно. Их волнение подогревало его гнев, глаза распахнулись, по ступенькам поднимался дурак. Он почему-то замедлил шаг, отпрянул от людского моря. Ерш забеспокоился.
Он открыл рот, хотел выкрикнуть что-нибудь обидное. Тело дернулось, но и движение, и крик неожиданно прервались. Глаза вдруг озарились новым пониманием. Внутренним взором Ерш увидел, как проступает перед ним бесконечная пустота, как катится к нему яростная тьма, как щелкают ее челюсти. Слова застряли в горле, руки выскользнули из карманов и безжизненно повисли по бокам. По бетону под ногами царапнуло что-то серебристое и покатилось куда-то в сторону.