Брак на небесах
Шрифт:
За спиной Бакхерста царило молчание: сестры наблюдали за ним, чуть ли не затаив дыхание, в ожидании его реакции. Да, похоже Эдмунд побил их карты козырем.
Герцог уже потерял счет бесплодным разговорам, когда Элизабет и Маргарет чуть ли не на коленях умоляли его жениться и завести семью.
А он смеялся и заявлял, что перед ним еще вся жизнь и что он предпочитает оставаться холостяком и, несомненно, останется им до самой смерти.
Бакхерсту нравилось подшучивать над ними и декларировать при всех, что брак – не для него и что ни одной женщине не
Предлагали даже основать «Клуб холостяков» под его председательством.
Но если большинство друзей знали, что это не всерьез и он просто откладывает тот неприятный момент, когда будет вынужден жениться, Эдмунд воспринял его браваду буквально.
«Этого можно было от него ожидать!» – раздраженно подумал Бакхерст.
Затем ему пришла в голову мысль: только Эдмунд способен жениться на такой женщине, как Лотти, и полагать, что, если он унаследует титул, общество согласится признать ее герцогиней Бакхерст.
Однако он хорошо понимал: как только Эдмунд станет герцогом, его не будет беспокоить мнение общества – поместья и богатства, которые должны отойти наследнику, достанутся именно ему.
Эдмунд всегда был обуреваем жаждой денег и, хотя у него их было достаточно для безбедной жизни, тянул еще и еще, будучи уверен, что кузен не захочет скандала и заткнет рот кредиторам, расплатившись по его счетам.
Герцог вновь и вновь платил, а в последний раз, чуть более месяца назад, он категорически заявил Эдмунду:
– Ты должен понять, что это – последний раз! У меня нет ни малейшего желания бросать деньги на ветер: ты все равно потратишь их на вино, карты и женщин!
– Ты наслаждаешься тем же самым, – нагло ответил кузен.
– Что бы я ни делал, – резко сказал герцог, – я могу себе это позволить. Но как глава семьи, я обязан по справедливости распределять наши деньги среди тех, кто в них нуждается. – Он увидел на губах Эдмунда презрительную ухмылку и добавил:
– Боже милосердный! Да ты не представляешь, какую астрономическую сумму я выделяю на дома призрения, сиротские приюты и пансионы! Кроме того, наш долг обеспечить тех, кто служил нам прежде, и я не намерен допустить, чтобы наши богатства ушли на твои безнравственные цели.
– Милый кузен! – ответил Эдмунд. – Какое право ты имеешь читать мне проповеди! Ты что, не знаешь о своей репутации и о том, что люди говорят у тебя за спиной?
– Это меня нисколько не волнует, – надменно ответил герцог, – но я не трачу деньги впустую в дешевых игорных домах или на женщин, чьей профессией является опустошение чужих карманов.
– Все это лишь слова! – хмыкнул Эдмунд. – Не всем фортуна дает возможность начать жизнь, имея такие блага, которые есть у тебя.
Герцог понял, что больше им говорить не о чем.
Он лишь повторил, что впредь не собирается платить по счетам и, когда в следующий раз кузен залезет в долги, ему придется распродавать имущество или сесть в долговую тюрьму; Бакхерст же и пальцем не шевельнет, чтобы вызволить его оттуда.
Эдмунд даже не поблагодарил за огромную сумму, полученную им в этот раз на оплату долгов. Вместо этого он нанес такой удар в спину, которого никто не ожидал, причем этот удар мог иметь поистине непредсказуемые последствия.
В свое время герцог подозревал, что Эдмунд пытается заимствовать у кредиторов деньги, мотивируя это тем, что является предполагаемым наследником герцога. Но поскольку герцог и сам был еще достаточно молодым человеком, заимодавцы не очень-то стремились кредитовать кузена под такое рискованное обеспечение.
Но могли найтись и такие, что пошли бы на риск, приняв во внимание, что Бакхерст заявил о желании остаться холостяком и его никогда не видели ни в обществе, ни в более узком кругу с девушкой, достойной считаться подходящей невестой для герцога.
И вот наступил решающий момент, которого он так долго страшился. Герцог и без сестер понимал, что придется что-то предпринять.
Жениться лишь для того, чтобы ублажить сестер или нанести удар Эдмунду?..
Но затем герцог представил себе, как Лотти Линклей сидит на месте его матери в конце стола, носит фамильные драгоценности и спит в постели, в которой веками спали герцогини Бакхерст… и понял, что решительно не вправе допустить этого.
Помимо всего прочего, по традиции герцогиня Бакхерст являлась фрейлиной королевы.
Молчание в комнате становилось гнетущим, и герцог обернулся.
– Очень хорошо, – хрипло сказал он, – ваша взяла! Я женюсь!
Элизабет Холл издала восторженное восклицание, вскочила с софы, бросилась к брату, обняла и расцеловала в обе щеки.
– Я знала, милый, что ты поступишь благоразумно! – сказала она. – Хотя эта мысль тебе всегда претила, я уверена, что ты найдешь себе прелестную девушку, которая будет достойна стать герцогиней и твоей супругой, и будешь счастлив с ней.
Герцог освободился из ее объятий и снова подошел к столу, чтобы налить еще один бокал шампанского.
– Нет, я не собираюсь никого искать, – сказал он. – Поскольку это ваша идея, то я не ударю и пальцем о палец.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Маргарет. – Я не понимаю.
Герцог наполнил бокал и ответил:
– Давайте спустимся на землю. Я уже не помню, когда в последний раз встречал девушку, которая устроила бы вас в качестве будущей герцогини Бакхерст, и у меня нет ни времени, ни желания искать такую.
– Тогда как же ты собираешься жениться? – осведомилась Маргарет.
– Это уже ваше, и только ваше, дело. Последние пять – или уже десять? – лет вы поедом ели меня, настаивая, чтобы я женился. Очень хорошо, я согласен, ищите!
– Но к-как мы сможем… – заикаясь, проговорила Маргарет, но ее прервала сестра.
– Так ты всерьез говоришь, – спросила Элизабет, – что поручаешь нам подобрать тебе невесту?
– Да, именно так, либо Эдмунд водворит Лотти Линклей в Бакхерст-парке в качестве герцогини и, вне всякого сомнения, будет наслаждаться, выставляя моих коней на бега в Ньюмаркете.