Брак по-тиквийски 4. Колдунья

Натали Р.

– Бросьте девку, не уйдем! – задыхаясь, выдавил тот, что в синей панаме.

– Еще чего! – заартачился тот, что в оранжевой кепке. – Рано или поздно эта отстанет.

– Не отстанет! Не видите, что ли – она догоняет нас!

– Ну и пусть догоняет, – рассердился оранжевый. – Заодно и ее оприходуем.

– С ума сошли? Это же чья-то жена!

– На ней не написано, чья она жена. Бегает голой по улице, значит, сама напрашивается.

У Терезы было свое мнение о том, кто из них напрашивается и на что. Достигнув дистанции броска, она на бегу сгребла с обочины камень

и запустила в голову тому, кто тащил Веру. Ну, а что? Напросился.

Парень в кепке упал, будто споткнувшись. Вера выскользнула из ослабевших рук, припустила к деревьям и проворно полезла на самое тонкое – там не достанут. Товарищ в панаме резко замедлился, вернулся к упавшему, затормошил его.

– Хенет, вставайте же! Она сейчас до нас доберется!

Уже не до девки, целыми бы остаться. Лежащий в грязи и пыли Хенет застонал, держась за окровавленный затылок. Встать не мог, в глазах двоилось. А после того как резко налетевшая Тереза добавила ему ногой в живот, мир и вовсе сжался в серый комок боли.

– Ах ты, падла! Выкуси!

Его приятелю в панаме кулак прилетел в глаз, колено в пах.

– А ты думал, живым уйдешь? Хрен тебе!

– Не убивайте! – взмолился парень, поднимаясь на колени с жесткой земли, перемешавшейся с кровью. Куда только девалась самонадеянность?

– А что с вами еще делать, педофилами паскудными? На астероиды закатать на дюжину лет? Так это элементарно! Ща позвоню легавым, они вам райскую жизнь устроят. Дай сюда телефон, скотина! – Аппарат Терезы остался на берегу вместе с одеждой.

Тот, что в панаме, безнадежно заскулил. Второй турист молчал, пытаясь удержать на месте свои внутренности.

Тереза выхватила у туриста покорно протянутый телефон, но не стала набирать номер. Она вдруг сообразила, что, если вызовет безопасников, те непременно доложат все Ильтену. Руани – не Маэдо, у него в голове не укладывается, как можно скрывать что-то от мужа. Наверное, есть способ договориться с Руани, но, скорее всего, приедет не ноккэмская группа, а тильгримская, а их начальник вообще почти незнаком. И Рино узнает от копов, что она тайком от него ходила на озеро. И что недоглядела за Верочкой. И бегала неодетой по поселку и окрестностям, пугая соседей.

Она скрипнула зубами и процедила:

– Десять тысяч единиц.

Турист в синей панаме торопливо закивал.

По пути с озера пришлось заглянуть к Хэнкам и пригрозить главе семьи: мол, если он опозорит ее перед мужем, рассказав, в каком виде ее встретил, на лодку может не рассчитывать. Деду Калле и грозить не надо: он до слез раскаивался, что уснул, и сделал бы для Терезы все, кроме физически невозможного. Больше всего пришлось повозиться с Верой: девочка не понимала, почему нельзя рассказать папе о таком интересном приключении. Тереза с трудом уговорила ее: мол, ты же любишь тайны, пусть это будет нашей тайной. Поистине, быть матерью девочки – удел не для слабонервных и не для беспечных.

Хвала небесам, приезд Хэнка означал, что бытие разнообразится. Охота, визиты туда и сюда, совместные игры детей… Дени уже посещал школу и был для пухленького четырехлетки Тюля предводителем в шалостях и объектом зависти. Братья Хэнк ладили между собой через раз, но это был уже большой прогресс по сравнению с тем, как обстояли дела три года назад. Третий братец пока вообще не дорос до выстраивания отношений, едва умеющий ходить Реппе интересовал пока только раздавшуюся в бедрах маму.

Тереза, потягивая через соломку коктейль, беседовала с Хэнком в его саду, а дети недалеко от них оживленно спорили, чьи родители лучше.

– Мои! – орал Тюль.

– Нет, мои! – кричала Верочка.

– Моя мама лучше!

– Нет, моя! Моя мама красивее!

– А мой папа толще!

– Ты сам толстый, – захохотала Верочка. – Толстый-жирный!

Тюль обиженно захныкал:

– У! Ты плохой мальчик!

– Я не мальчик, – сказала Вера. – Я девочка.

– Девочка? – удивился Тюль. – Как это?

– Да ты дурак! – вмешался Дени. – Про девочек говорят «она», а про мальчиков – «он».

– А я мальчик?

– Ты – «он». Значит, мальчик.

– А почему ты девочка? – Тюль ткнул пухлым пальчиком в Веру.

– Я – «она», – терпеливо разъяснила Вера. – Значит, девочка. И еще девочки носят красивые платья, а мальчикам нельзя носить платья.

– У-у, – снова захныкал Тюль. – Почему нельзя? Я тоже хочу красивое платье! Хочу быть девочкой! У-у-у!..

– Вот зохен! – вырвалось у Хэнка, расслышавшего плач. – Это все вы, госпожа Ильтен! Я ведь предупреждал, что незачем мальчику знать о девочках. Чем позже он узнает об их существовании, тем лучше для него же самого.

– Кажется, Дени не особо страдал, когда узнал, что Вера – девочка, – огрызнулась Тереза.

– Дени – стойкий парнишка. А Тюль – рохля, – со вздохом признал Хэнк.

Нечего было называть сына так по-дурацки, подумала Тереза про себя. Как вы лодку назовете, так она и поплывет. Но вслух, разумеется, не сказала. Да и сама сознавала: мало ли какие имена кажутся или не кажутся ей подходящими, здесь понятия иные. Так что, по уму, не в имени дело. Виновата Лика, насмотревшаяся на проделки Дени и зарекшаяся отпускать Тюля от своей юбки, чтобы не вырос таким же. Вот он и не вырос. Вроде бы мальчика тянуло вслед за Дени, и брату легко удавалось подбить его на подвиг. Но до реализации подвига доходило редко: Тюль не поспевал за братом, отставал, уставал. Вспоминал, что мама не разрешает, а у папы ремень. Элементарно сил и смелости недоставало, чтобы осуществить задуманное – влезть на тот же забор или прыгнуть через костер. И хочется, и колется.

Надо что-то делать, подумала Тереза. Хэнку, небось, самому не улыбается видеть пацана маменькиным сынком. Только почему-то он повторяет ту же ошибку, что с Дени: не пытается воспитывать маленького сына иначе, чем ремнем.

– Короче, – сказала она, – послезавтра берем Тюля на охоту.

– Лучше Дени взять, – запротестовал Хэнк. – Тюль только мешать будет.

– Раньше вы и про Дени то же самое говорили, не хотели брать его, – напомнила Тереза. – Никто с рождения не умеет охотиться. Ребенка всему надо учить, и нынче очередь Тюля.