Браслет иранской бирюзы
Шрифт:
— Все зависит от человека,— возразила Изабелла Юрьевна,— энергично тряхнув косой, уложенной вокруг головы.— Одно дело— наш первый зять, совсем другое — Андрюша. Правда, Любочка? — обратилась она к дочери. Та покорно кивнула.
— Ирочкин, с позволения сказать, папаша,— Изабелла Юрьевна презрительно хмыкнула,— бывало, как домой со службы явится, так на тахту ложится. Или у телевизора сидит. Нет, не пьяный,— пояснила она в ответ на выразительный щелчок по кадыку Петухова,— совершенно трезвый. Он вообще не пил. Не на что было. Между прочим, Андрюша наш тоже ни-ни. Хоть и есть у него на что. Но он человек абсолютно
Александра Эдуардовна артистически улыбнулась:
— Я Витей тоже довольна. Правда, Витя? Хоть и любишь ты давать прозвища.— Она заговорщицки подмигнула.
— Приняли, хватит, плясать пора! — протрубил опять Петухов и включил магнитофон. Потом махнул рукой и, лихо переступая с каблука на мысок, цыганочкой прошелся по столовой. Потом стук его каблуков переместился в холл.
— Раньше-то,— перекрикивая музыку, рассказывал Майоров,— что у нас было? У меня, например, только гимнастерка отцова. Теперь молодежи все. доступно. Все им даешь, а им мало. Даром достается, оттого и мало
— А иной раз думаешь,— вступила в разговор его жена Надя,— умру, куда нажитое денется? Детки всё спустят по комиссионкам. Сами-то гроши зарабатывают. Вот и попадает в чужие руки. А ведь горбили-то всю жизнь».
— Знаешь,— шепнул Виктору вдруг опять оказавшийся рядом Петухов,— чего она так распалилась,— кивнул на Майорову.— Их с Петенькой сыночек... творческая личность! Режиссер, только работать не хочет, МХАТу не подошел, принципы вахтанговцев не разделяет... В провинцию ехать — так он же москвич! Прижал как-то его Петр. Знаешь, что сынок ответил? «Рядом с вами, жлобами, живет мой талант, и вы за это меня кормить обязаны». Петя с Надей потом в санатории месяц в себя приходили. Петр теперь всех молодых паразитами считает. А я своего — полупаразитом. Вот, ты, вижу, сам пашешь... Руки у тебя мировые, мужицкие.
— Я сам все детям готов отдать,— не то отвечая Ане, не то продолжая свое,— говорил Майоров,— тут кто-то спрашивал, нечему они в провинцию не едут? Зачем им из Москвы, вот из таких-то хором? О присутствующих не говорят..
— А о ком? — вдруг в упор спросил Виктор, обозлившись.
Инна умоляюще посмотрела на мужа.
— Посмотри, разве это наш дом? — раздраженно сказал жене
Виктор.— Наши гости? Да и разговоры эти... Я человек трудящийся, мне дарового не надо.
У Инны на глаза навернулись слезы. Оставив мужа, она выбежала на кухню.
Раскладывая жаркое, услышала, как мать говорит Изабелле Тронской и Ане Петуховой:
— На руки чистыми восемьдесят пять. Девочке, живущей с родителями, на косметику хватит. А мальчику, будущему мужу, как на такие деньги семью содержать? Никак. Вот он и думает, где найти такую тещу, чтоб подарила «Жигули». К нашему Виктору это, конечно, не относится. Он, слава богу, не, инженер, зарабатывает прилично и человек хороший».
«Зачем они все об одном и том же? — удрученно подумала Инна.— Хорошие дети, плохие дети, благодарные дети, неблагодарные. И деньги, деньги, деньги... И как не стыдно! И вообще, зачем мать все это устроила? Нам, молодым, нос утереть, кости перемыть? И что они от нас хотят? Перелета на Северный полюс? Зимовки на льдинах? Так уж это до нас сделали. Ведь мы работаем, баклуши не бьем».— Инне захотелось заплакать в голос, но она сдержала себя и, подавая гостям второе, вдруг обратилась к мужу:
— Витя, налей мне, я хочу сказать!
К ней равнодушно повернулось несколько голов. Другие продолжали разговаривать. Александра Эдуардовна вспоминала, как она вальсировала с шахом...
— Мама,— окликнул тещу Виктор,— Инна говорит тост...
— А ведь шах каждый день,— не слыша зятя, продолжала Александра Эдуардовна,— летал над городом на одноместном самолете, ему кто-то предсказал, что он умрет насильственной...
— Мама, мы слушаем Инну! — зло выкрикнул Виктор.
Александра Эдуардовна повернула удивленное лицо к зятю:
— Инну? — переспросила она, пожав плечами.— С удовольствием.
— Я хочу выпить за нас! За нас! — почти кричала Инна. Ей казалось, что ее не слушают, не хотят слышать.— Мы, конечно, не пережили столько, пользы еще столько не принесли... И в космос не летали. Но мы работаем и тоже приносим пользу. Вот я смотрела «Великую Отечественную»... Там в первой серии женщина от бомбежки бежит... С ребенком, с внуком. Если бы это ты, мама, с Викешей... И я бы пошла в ополчение...
— Инна, довольно!— перебил ее недовольный голос матери.— Мы все поняли...
Инна отпрянула от стола, замерла, поставила рюмку и выбежала из столовой. За ней вышла и мать.
Через пятнадцать минут Александра Эдуардовна вернулась в столовую с бледным, внезапно постаревшим лицом.
— Я попрошу всех оставаться на местах,— тон ее голоса был чужим и официальным,— мне пришлось сейчас вызвать милицию.
Она и Он.
— Здесь — самый вкусный стол в Москве. Вы сейчас сами в этом убедитесь,— он объяснял ей, отчего ежедневно обедает ресторане.
Она молча слушала, прикидывая, сколько может стоить здесь самый дешевый и скромный обед. Любое второе блюдо в меню— не менее двух рублей.
— Кроме того, это выгодно, как я убедился. Плотный обед исключает ужин. Вполне достаточно творога или фруктов. А в выходные я обычно покупаю на рынке мясо и овощи, готовлю сам. Кстати, это мне обходится дешевле, нежели можно предположить. Я например, беру маленькую грудиночку на суп. Мороженая С костями грудинка в магазине потянет на те же два двадцать. И разве сравнишь с ней вкус рыночного мяса! А бульон какой — насыщенный, прозрачный! — Он посмотрел на нее с превосходством. Знал, в обеденный перерыв она кипятит у себя в кабинетике чайник, разводит в стакане бульонные кубики.
Подали салат. Она внимательно разглядывала, как он оформлен, прикидывала, что из этих ухищрений можно взять на вооружение. Пожалуй, вот такие майонезные дорожки она сделает корнетиком для крема. А яйца с черной икрой в виде розеток и бордюр из соцветий цветной капусты — это совсем просто, только чуточку терпения. Когда речь идет о Стасе, терпения у нее хватает. В том числе и на то, чтобы месяцами ждать его. А этот вот мальчик — любопытная штучка...
— Скажите,— решилась она наконец спросить его,— ваша машина, это же западногерманская марка, откуда она у вас?