Браслет Виттинов

Толоков Андрей

– Я понял господина Бенара, – ответил Иван. – Скажите ему, что я сегодня же соберусь, и завтра утром меня здесь не будет.

Молодой человек перевёл слова Чернова.

– Ca va! – одобрительно кивнул Астор.

– Месье Бенар удовлетворён! – перевёл молодой человек.

– Ещё бы! Это не переводите, – попросил Иван.

Бенар неожиданно достал из кармана портмоне, взял оттуда пластиковую карту и, что–то быстро сказав, передал её переводчику.

– Это вам, – переводчик протянул карту Ивану. – Здесь деньги необходимые на первое время.

Иван недоумённо посмотрел

на Астора.

– Переведите месье Бенару, что я оценил его жест, но денег не возьму.

Очкарик не успел сказать ни слова, как Поль взял из его рук карту и, в низком поклоне поблагодарив Астора, сказал, что месье Чернов не может принять деньги от Бенара напрямую. Поэтому карту возьмёт он, Поль, а потом передаст ее по назначению.

– Il ne prendra pas. Parce que, tu sais, il est Russe, – мотивировал своё предложение Поль.

– Вы понимаете, что он сказал? – спросил Ивана переводчик.

– Поля я понимаю. Он прав, деньги я у месье Бенара не возьму. Но не потому, что я русский. Потому что я мужчина.

Бенар посмотрел на всё это и ничего не говоря, вышел из дома. Карта осталась у Поля. Если бы старик знал, какую роковую роль сыграет этот кусок пластика в его жизни, он бы даже не думал прикасаться к нему.

Чернов после ухода Астора, набрал номер авиакомпании и заказал себе билет в Москву на следующий вечер. Его не столько беспокоила бесцеремонность Астора, сколько то, что Катрин за две недели разлуки ни разу не зашла и не позвонила. Вывод был единственный – она в Чернове не нуждается. Завтра Иван сядет в самолёт и улетит на Родину. Как бы ни ныло его сердце, как бы ни хотелось обнять нежную и хрупкую Катрин, как бы ни хотел он ещё раз увидеть её улыбку, Иван понимал, что любовь уже не вернуть. Они с любимой Катей, как иногда по-русски называл жену Иван, были совершенно по-разному воспитаны. Астор был прав, когда говорил, что у них разные ценности. На первых порах любовь друг к другу размывала это, но теперь совершенно разное отношение к жизни выходило на первый план. Будь Иван более покладистым, не столь принципиальным, он, возможно и смог бы приспособиться к новой реальности. Но беда в том, что у Чернова был иной характер. Его учили и воспитывали по-другому. Пять лет в военном училище, потом несколько лет на офицерской должности. Уволился по семейным. Умерла мама. Брат с сестрой, близнецы, студенты первого курса не потянули бы учёбу самостоятельно. Отец, тоже офицер, погиб в первую чеченскую. Надежда была только на Ивана. Пришлось оставить службу и устроиться в Москве, где учились младшие. В общем, Чернов всегда чувствовал ответственность за тех, кто нуждался в его помощи. Он к этому привык. Иначе поступать не мог. Поль, этот французский одинокий старичок, нуждался в Чернове. Иван не мог оставить его в полицейском участке, или отправить в приют, закрыв глаза и заткнув уши. Нутро противилось.

Вещи Иван собрал быстро. Всё уместилось в его небольшой чемодан. Ночь Чернов провёл без сна. Крутился как пропеллер на кровати. Сон пропал напрочь. Разные мысли роились в голове. Приближалось утро. Не было смысла мучить себя, Иван встал и пошёл на кухню сварить кофе.

– Tu vas bien? – услышал вопрос Поля Чернов.

Старик стоял у входа в кухню. В глазах его читалось сочувствие.

– Уви, ту ва бьян, – подтвердил Иван, что он в порядке.

– Я винОват, – сказал старик на русском, сделав ударение на «о».

– В чём ты виноват, Поль? В том, что мы с Катрин относимся к жизни по-разному?

– Oui! – кивнул француз.

– Что «уви»? Ты не понял меня, – в голосе Ивана слышались грустные нотки. – Нет, Поль. Дело даже не в том кто виноват. У меня такое чувство теперь, что мы живём на одной земле, а вы на другой. Мы дышим одним воздухом, а вы совершенно иным. Вы, европейцы всего боитесь. Поэтому терпите то, чего терпеть не надо. Вы даже смерть не называете смертью. У вас это называется как угодно, только не смерть. Такое впечатление, что покойник ушёл, но может вернуться. Даже в этом вы себе врёте. Только пойми меня правильно. Я не осуждаю вас. Просто так сложилось. Вам так нравится и, слава Богу.

Поль подошёл к Ивану близко и заглянул в глаза. Он смотрел, как смотрит верный пес, стараясь угодить хозяину. Во взгляде старика было сочувствие. Поль положил руку на плечо Чернова и спросил:

– Laisse–moi faire du caf'e?

– Хочешь сварить кофе? Свари, – Иван поставил на стол пакет с ароматными зёрнами.

Поль улыбнулся и с удовольствием принялся за дело. Пока француз занимался приготовлением кофе, он успел рассказать Чернову всё о том, как на его родине относятся к кофе. «Вы русские похожи на американцев, – говорил Поль по-французски. – Для вас кофе это просто вкус. Это напиток, такой же, как лимонад, или чай, или просто вода. Это неправильно. Для нас французов кофе это, прежде всего, общение. Нет, хороший вкус и аромат должен быть, но сам по себе кофе без хорошего собеседника, это не кофе. Так же точно как любовь без хорошей женщины, это не любовь. Я из того поколения, которое в парижском кафе заказывало официанту: «ан пети нуар». По-вашему, по-русски, это будет эспрессо. Я уже даже не помню, когда в последний раз я был в кафе или ресторане. Это вообще было не со мной». Поль поставил перед Иваном приготовленный кофе и, тяжело вздохнув, опустился на стул рядом. Седая голова его поникла, он сгорбился и затих.

– Ты сварил очень вкусный кофе, Поль. Спасибо! – отпив глоток, похвалил старика Чернов. – Я сегодня вечером улетаю, а до этого предлагаю тебе сходить в ресторан. «Алё а ресторан сэ сюр».

Поль услышав предложение Ивана, нелепо улыбнулся. Он не знал что ответить. Ему, конечно же, хотелось вспомнить былую сытую жизнь. Но не станет ли после этого ещё хуже. Старик привык к нищете. «Нет! Нет! – обречённо говорил Поль. – Это плохая затея. И у меня нечего надеть. Я лучше поужинаю в приюте».

– Почему ты отказываешься? Боишься?

– Je ne crains rien, Ivan, – не глядя в глаза Чернову, ответил Поль.

– Боишься. Не ври, я вижу. Вот опять скажу: странные вы люди. А может быть это последний день в нашей жизни. Представь себе, что завтра уже не будет. Ничего не надо опасаться. Надо пожить сегодня по максимуму. Опасаться надо лишь тогда, когда то, что ты делаешь, вредит другим людям. И всё. Понимаешь о чём я?

Конец ознакомительного фрагмента.