Брат Гримм
Шрифт:
В комнате, где она находилась в этот момент, не было никакой мебели, кроме жесткого стула, на котором она сидела, и комода вдоль стены. Единственным предметом роскоши, допущенным в это голое пространство, была стоящая на комоде CD-система.
Это была очень светлая комната, что в конечном итоге и убедило Лауру сменить адрес. В комнате были высокие оштукатуренные потолки с лепным карнизом и окно в форме большого эркера. Помещение идеально подходит для детской, подумала она тогда и тут же купила виллу.
Но детской комнатой эта белоснежная палата не стала. Лаура оставила ее совершенно пустой, и помещение в своей холодной белизне казалось стерильным. Лаура сидела в этом ледяном безмолвии и думала о несуществующем десятилетнем ребенке. О том, кто никогда не существовал. Лаура сидела
А может, оно и к лучшему? Общение с собственной матерью привело Лауру к убеждению, что ребенок — всего лишь средство передачи пережитых тобой страданий следующему поколению. Нет, мать Лауры вовсе не отличалась жестокостью. Она не била и намеренно не унижала дочь. Все было совсем не так. Мать Лауры Маргарита фон Клостерштадт вообще не испытывала по отношению к дочери каких-либо чувств. Иногда, впрочем, она окидывала девочку спокойным и слегка неодобрительным взглядом, словно пыталась оценить ее со стороны, понять, что являет собой дочь и каким образом можно приспособить чадо к своей жизни. Лаура всегда чувствовала, что по какой-то известной лишь матери причине она была плохой девочкой. Очень скверным ребенком. Тем не менее мать признавала исключительную красоту Лауры. Это было единственным, как она считала, достоинством дочери. Поначалу она даже занималась карьерой Лауры, но потом менеджером был назначен Хайнц. Мать без устали и даже с какой-то одержимостью заботилась о карьерных успехах Лауры, делала все, чтобы дочь заняла достойное место в тех кругах общества, к которым принадлежали фон Клостерштадты. Однако Лаура не помнила, чтобы мама в детстве с ней когда-нибудь играла или ласково ей улыбалась. Не помнила она и каких-либо проявлений искренней материнской заботы.
А затем произошла неприятность.
Почти за десять лет до того, как красота Лауры полностью расцвела и модельные агентства начали заключать с ней выгодные контракты, нашелся человек, которому каким-то образом удалось прорваться через ограждение из колючей проволоки, возведенное Маргаритой фон Клостерштадт вокруг дочери, или баррикад, которые возвела вокруг себя сама Лаура.
Мамаша, взяв на себя все труды, решила проблему как нельзя лучше. Лаура ничего не сказала матери о своей беременности — она только что сама убедилась в этом, — но мамочка каким-то почти мистическим способом (Лаура не верила, что это был материнский инстинкт) узнала о положении, в котором оказалась дочь. Лаура с тех пор ни разу не видела своего дружка, никогда о нем вслух не упоминала и даже не думала об этом человеке. Она знала, что мать сделала все, чтобы он никогда больше не возник в ее жизни. Семья фон Клостерштадт имела достаточно сил, чтобы подчинять других своей воле, и достаточно денег для того, чтобы купить тех, кто отказывался подчиняться. За неделю до того дня, когда ей должен был исполниться двадцать один год, мать устроила короткие вакации, которые Лаура провела в частной лондонской клинике. После этого ее карьера в модельном бизнесе и в светском обществе снова продолжилась так, словно ничего не случилось.
Как это ни смешно, но Лаура почему-то всегда считала, что ее несостоявшееся дитя было мальчиком.
Со стороны подъездной аллеи послышался звук мотора. Хайнц. Лаура вздохнула, поднялась со стула и двинулась к вестибюлю.
Глава 13
Полдень, воскресенье 21 марта. Национальный парк Харбургер-Берге к югу от Гамбурга
Они сделали свои открытия почти одновременно.
Комиссар Германн сообщил по рации, что в южной части парка обнаружены два спрятанных автомобиля — спортивный «мерседес» высокого класса и старый «фольксваген-гольф». Комиссар держался уверенно, докладывал спокойно и методично. Он сообщил, что, по его подсчетам, убийце потребовалось примерно двадцать минут на то, чтобы, спрятав первую машину, вернуться за второй. Фабель хотел узнать все подробности, но, посчитав нежелательным обсуждение операции по радио, попросил Германна перезвонить по сотовому телефону.
— Я пришлю к вам герра Браунера и его команду, как только они закончат работу здесь. Прошу вас обеспечить сохранность территории.
— Естественно, — ответил Германн, и по тону его голоса Фабель понял, что комиссар немного обиделся.
— Прошу прощения, — сказал Фабель, — вы уже показали своей работой, что знаете, как надо организовать охрану места преступления. Что еще вы смогли узнать, герр комиссар?
— Преступление, как я и предполагал, произошло в «мерседесе», и обивка сидений в машине никогда не будет такой, как прежде, если так можно выразиться. На заднем сиденье находится портфель. Вполне вероятно, что там обнаружится удостоверение личности, но мы, как вы понимаете, к портфелю не прикасались. Машина, как нам удалось установить, зарегистрирована на фирму. Фирма находится в Бостельбеке и называется «Пекарня Альбертус». Я поручил одному из своих людей узнать, кто ее владелец. В настоящий момент мы просто говорим, что обнаружили брошенную машину. «Гольф» принадлежит Ханне Грюнн. Машина зарегистрирована в Бюкстехюде.
— Отлично. Мы с герром Браунером будем у вас, как только закончим работать здесь.
— Очень странно… — сказал Германн, — Создается впечатление, что он не очень старался спрятать машины. Ведь он даже мог их сжечь.
— Ничего странного, — ответил Фабель. — Он просто выигрывал для себя немного времени, увеличивал дистанцию между собой и нами. На самом деле этот человек хотел, чтобы мы узнали, где он их убил, и чтобы мы сделали это на его условиях.
В этот момент Хольгер Браунер совершил еще одно открытие. Он провел Фабеля к главной парковке и оттуда — к опушке леса. Подлесок в одном месте был менее густым, и, раздвинув кусты, они вышли на тропу, такую узкую, что ее даже нельзя было бы назвать пожарным выходом. В свое время тропа служила еще одним путем к поляне и предназначалась для пешеходов и велосипедистов. Фабель негромко выругался, когда его светлые ботинки, за которые он так много выложил в Лондоне, утонули в грязи.
— Здесь, — сказал Браунер и показал на пластиковые маркеры, которые обычно используются для обозначения обнаруженных на месте преступления следов. — Свежие отпечатки ног. В отличном состоянии. И, судя по размеру, определенно мужские.
Он повел Фабеля по тропе в глубь леса. Показав на очередной след, он заметил:
— А от этого держись подальше, Йен. У меня еще нет фотографии и, само собой, отливки.
Фабель следовал за Браунером, изо всех стараясь шагать по поросшему травой краю тропинки. Остановившись у ряда лежавших на земле маркеров, он произнес:
— А это следы шин. И тоже свежие.
Фабель присел на корточки и, изучив отпечатки, спросил:
— Мотоцикл?
— Точно… — Браунер показал на то место, где тропа, делая поворот, скрывалась из глаз, и сказал:
— Держу пари, что если ты пошлешь одного из своих парней дальше по тропе, то он в конечном итоге выйдет на главную дорогу. Кто-то ехал на мотоцикле до этого места. Если я правильно интерпретирую следы шин и ног, то здесь он заглушил мотор и оставшиеся 150 метров катил машину на руках. А те следы, — он ткнул большим пальцем через плечо назад, — говорят о том, что он топтался на опушке, наблюдая за тем, что происходит на парковке.
— Убийца?
— Не исключено. — На лице Браунера появилась присущая ему добродушная ухмылка, и он добавил: — Впрочем, вполне возможно, что это был всего лишь натуралист, следивший за поведением диких животных на ночной автомобильной стоянке.
Фабель в ответ улыбнулся, но где-то в глубинах его мозга прозвенел сигнал тревоги. Он вернулся назад, чтобы еще раз изучить следы. Кусты, которые он развел в стороны, чтобы выйти на тропу, полностью скрыли его. Он попытался мысленно воссоздать в уме ночную картину. «Ты ждал здесь, не так ли? В тени и за кустами ты превратился в невидимую часть леса. Ожидая и наблюдая, ты чувствовал себя здесь в полной безопасности. Затем ты увидел, как подъехали они. Наверняка поодиночке. Ты наблюдал все то время, пока он или она ждали приезда партнера. Ты их знал, или по меньшей мере тебе были известны их маршруты. Ты точно знал, что вторая жертва обязательно должна появиться. И когда это произошло, ты нанес удар».