Брат Гримм
Шрифт:
Вайс извлек из секретера толстенную папку и, прежде чем занять свое место, бросил ее на стол.
— Это моя корреспонденция только за три-четыре последних месяца. И я буду чрезвычайно удивлен, если вам удастся отыскать в ней нечто такое, что не покажется «странным», — с этими словами он взмахнул рукой, словно хотел сказать: «Прошу…»
Фабель открыл папку. Там были десятки писем. К некоторым из них прилагались фотографии, а к иным — вырезки из газет, которые, по мнению авторов писем, могли бы способствовать творчеству Вайса. Впрочем, б ольшая часть писем касалась романов, написанных Вайсом в жанре фэнтези. Опечаленные, с опустошенными душами люди пытались найти утешение в альтернативном, выдуманном мире и умоляли автора включить их в свое повествование. В папке оказалось одно откровенно
— И эта гора макулатуры лишь ничтожная часть того, что я получаю по электронной почте как по своему адресу, так и по адресу издателя, — сказал Вайс.
— И вы на все отвечаете?
— Уже нет. В свое время отвечал. По крайней мере на те послания, которые были достаточно пристойны и не откровенно безумны. Но теперь у меня на это нет времени. Именно поэтому я установил таксу на включение желающих в качестве персонажей в «Хроники Избранных миров».
— Интересно, сколько вы возьмете с меня за появление в одном из ваших романов? — со смехом поинтересовался Фабель.
— Герр Фабель, множество сказок говорит нам, что, высказывая свои желания, мы должны проявлять максимальную осторожность. Это один из главных уроков народного творчества. Я мог бы включить вас в один из своих романов бесплатно, так как нахожу вас, герр Фабель, весьма интересной личностью с необычным именем. Я уже имею о вас мысленное представление. Но, появившись в моем повествовании, вы сразу окажетесь под моим полным контролем. Я, и только я, буду решать вашу судьбу. Мне будет принадлежать решение, останетесь ли вы жить или умрете. — Вайс замолчал, и его темные глаза под нависшими бровями зловеще свернули. За окном по улице проехала машина. — Но как правило, я беру пять тысяч евро за полстраницы посвященного персонажу текста, — с улыбкой закончил он.
— Цена славы, — улыбнулся Фабель, побарабанил пальцами по папке с корреспонденцией и спросил: — Могу я забрать это с собой?
— Берите, если считаете, что извлечете из них какую-нибудь пользу, — пожал плечами Вайс.
— Благодарю. Да, кстати, я сейчас читаю «Дорогу сказки».
— Ну и как? Получаете удовольствие?
— Скажем так: я нахожу ее интересной, — ответил Фабель. — В данный момент я настолько сосредоточился на выявлении возможных связей между этими убийствами, что мне не до литературных красот. И я думаю, что подобная связь существует.
Вайс откинулся на спинку кресла, сцепил руки, выпрямил оба указательных пальца и постучал ими по подбородку. В этом жесте, призванном выразить задумчивость, Фабель увидел явный перебор.
— Если ваше предположение соответствует истине, герр криминальгаупткомиссар, то я буду крайне опечален. Через все мои труды красной нитью проходит одна идея — искусство подражает жизни, а жизнь подражает искусству. Вдохновить кого-то на убийство своими опусами я не могу. Убийцы и потенциальные убийцы уже существуют в нашем мире. Они могут попытаться воспроизвести метод или даже… найти общую тему своего поведения в литературном труде, но эти люди стали бы убивать вне зависимости от того, читали они мои книги или нет. Получается так, что в конечном итоге не я вдохновляю их, а они вдохновляют меня. Точно так, как они вдохновляли других писателей, — с этими словами Вайс нежно возложил ладонь на кожаный переплет лежавшей рядом с ним на столе книги сказок.
— Как братьев Гримм, например?
Вайс улыбнулся, и его глаза снова зажглись темным огнем.
— Братья Гримм были учеными. Они стремились к абсолютному знанию — истокам нашего языка и нашей культуры. Подобно всем людям науки того времени — времени, когда наука становилась в Европе новой религией, братья Гримм хотели поместить наше прошлое под микроскоп и провести его вивисекцию. Но абсолютной истины не существует. Так же как и определенного прошлого. Прошлое — это время, а не место. Братья Гримм открыли точно такой же мир, в котором обитали они сами, как тот же мир, в котором обитаем сейчас мы. Мир, открытый братьями, отличался от их и нашего мира лишь конкретными явлениями жизни.
— Как
Вайс поднялся со своего кожаного кресла и направился к свободной от книжных полок стене, жестом пригласив Фабеля следовать за ним. На стене висели заключенные в деревянные рамки иллюстрации к книгам, изданным в девятнадцатом веке и в начале двадцатого.
— Сказки служили источником вдохновения не только для литературных интерпретаторов, — сказал Вайс. — Множество замечательных художников посвятили свой талант их иллюстрированию. Взгляните на мою коллекцию. В ней Гюстав Доре, Германн Фогель, Артур Рэкхем, Эдмунд Дюлак, Фернанд Биглер, Джордж Крукшенк, Эйген Нерейтер. Каждый из них интерпретирует одну и ту же сказку несколько по-иному.
Вайс обратил внимание Фабеля на одну из иллюстраций. На ней была изображена женщина, входящая в мрачную комнату с каменными стенами и сводом. Ее лицо искажал ужас, и ключ, которым она открыла дверь, упал из ее рук. На переднем плане картины стояла деревянная плаха с воткнутым в нее топором; топор, плаха, так же как и пол вокруг нее, были залиты кровью. Вдоль стены на мясных крюках висели тела нескольких женщин. Дамы все как одна были в пеньюарах.
— Как я полагаю, — сказал Вайс, — подобные сцены, конечно не в столь художественном воплощении, вам repp Фабель, приходилось наблюдать. Ведь это не что иное, как место преступления. Несчастная женщина, — он постучал ногтем по стеклу рамы, — случайно наткнулась на берлогу серийного убийцы.
Фабель почувствовал, что не может отвести от картины взгляд. Хотя рисунок был исполнен в хорошо знакомом ему стиле иллюстраций девятнадцатого века, он вызывал у Фабеля массу ассоциаций.
— Это работа Германна Фогеля конца восьмидесятых годов девятнадцатого века. Как вы, наверное, догадались, герр Фабель, перед нами иллюстрация к сказке Шарля Перро «Синяя Борода». В ней говорится о чудовище-аристократе, который наказывает женщин за излишнее любопытство. Он убивал их в закрытой на замок комнате своего замка. Там же злодей хранил и их тела. Такова суть истории. Или сказки, если хотите. Но это не мешает ей оставаться универсальной истиной. Когда Перро записывал свой вариант сказания, в людской памяти все еще были живы воспоминания о реальных злодеяниях, совершенных реальными аристократами. Возьмем, к примеру, Жиля де Рэ, маршала Франции и товарища по оружию Жанны д’Арк, который, чтобы удовлетворить свою ненасытную похоть, изнасиловал и убил сотни мальчиков. Или взглянем на Кунмара Проклятого, правившего в Бретани в шестом веке. Кунмар — или Кономор, если вам угодно, — как историческая личность является наиболее точным прообразом Синей Бороды. Он рубил головы всем своим женам и под конец обезглавил прекрасную, благочестивую и к тому же беременную Трифину. Надо сказать, что подобные легенды имеют хождение по всей Европе. Братья Гримм записали ее под названием «Птица Фитчера», итальянцы называют ее «Серебряный нос», а английская «Синяя Борода» зовется «Мистер Фокс». В них всех говорится о ненасытном женском любопытстве, которое приводит дам к обнаружению кровавой потайной комнаты. Застенка, где свершаются убийства.
Вайс, словно заново оценивая рисунок, немного помолчал, а затем продолжил:
— Автор этой иллюстрации, Германн Фогель, был немцем. Он иллюстрировал французскую сказку, однако полностью отказаться от своего культурного наследия художник не мог. Плаха и топор позаимствованы им у братьев Гримм — они взяты из «Птицы Фитчера», если быть точным. Весьма любопытно то, что, хотя сказка имеет хождение в разных странах Европы, множество деталей в национальных версиях в главном совпадают. В их основе лежали реальные события. Это могли быть поступки Кунмара Проклятого, также как и другого неизвестного нам мерзавца. Впрочем, не важно. Я хочу лишь, чтобы вы поняли: сказки есть не что иное, как своего рода предупреждение об опасности. Кроме того, все эти древние сказания и легенды доказывают один простой факт: похитители детей, серийные насильники и убийцы вовсе не являются феноменом нового времени. Большой скверный и страшный волк сказок не имеет никакого отношения к волкам. — Вайс рассмеялся, словно что-то вспомнив, а затем продолжил: — А вы знаете, почему Кунмар получил прозвище Проклятый и какое проклятие было на него наложено? Нет? Так я вам скажу: за все свои грехи он был превращен в вервольфа… В конечном итоге вся история как бы размывается, становясь мифами и легендами.