Брат, которому семь
Шрифт:
— Не бил, — безразличным голосом сказал Лапа.
Галина Святозаровна вдруг обрела спокойствие и огляделась.
— Хорошо. Допустим, не бил. Пусть тогда признается тот, кто вышиб стекло. А если виновник не будет найден, я сегодня же отправлю домой его — Василия Лапникова.
Она, эта строгая начальница лагеря, конечно, не знала, как вздрогнул при её словах семилетний мальчишка на левом фланге малышового отряда. "Васька!" — чуть не крикнул Алька. Но не крикнул, потому что радость тут же угасла: Ваську выгонят сейчас
А из строя никто не выходил, никто не хотел признаться, что это он, а не Лапа, то есть не Васька, разбил дурацкое окно в кухне.
— Трусы они все!.. — с горечью прошептал Алька.
Витька Лобов снова повернул круглую розовую голову и забубнил:
— Ага, какой умный! Кому охота, чтоб попадало.
Подозрение закралось в Алькино сердце.
— Витька, — прищурившись, сказал он, — это ты, наверно, выбил окошко.
Витька вытаращил глаза и даже чуть присел.
— Тише ты, балда. Не ври давай, — закудахтал он испуганно. — Не знаешь если, значит, молчи. Гадальщик какой! Сам не знает, а врёт. Может, это ты, наоборот, вышиб…
— Я?!
Алька уже собрался съездить Витьке по спине: будь что будет!.. Но не съездил.
— Значит, я? — спросил он струсившего Витьку.
Тот что-то пробормотал и отвернулся. У Альки под майкой пробежал холодок. Алька понял, что надо сделать. Только ему стало страшно.
Тогда он взглянул на Лапу. Васька стоял, опустив голову, и ждал решения своей судьбы. Ведь он ещё ничего не знал. А вот Алька знал, что сейчас будет. Он знал это уже точно и потому подождал несколько секунд. Ведь несколько секунд он мог ещё подождать. Потом Алька набрал полную грудь воздуха и зажмурился. И в этот ответственный момент вдруг представилась Альке обиженная морда Лапиного кота. Почему, он и сам не знал. "Дзынь-дзынь"… И щеглиха, весёлая Люлька, которая умеет запирать клювом дверцу…
Альке стало весело. Алькин страх в одну секунду съёжился, сделался совсем маленьким. И, пока он не вырос снова, Алька выскочил из строя, с удовольствием пихнув плечом испуганного Витьку.
— Я… Правда, я! — И добавил уже потише: — Я не нарочно…
Короткое счастье
Марина рисовала заголовок для лагерного "Распорядка дня", когда в пионерскую комнату влетел ябеда Витька Лобов и выпалил с порога:
— Марина! Твой Алька купил штаны!
Алька шёл по главной лагерной линейке. Вместе с ним шли лохматый Васька Лапников, по прозвищу Лапа, и Мишка Гусаков, а позади двигалась шумная толпа зрителей. На Альке были длинные брюки из белой парусины. Только держались они не на ремне, а па тонком шпагате из кручёного картона.
— Александр! — как можно строже сказала Марина. — Это что за фокус?
— Это вовсе не фокус, — откликнулся Алька. — Это штаны.
Он продолжал свой путь, сосредоточенно глядя под ноги. То ли боялся поглядеть
— Стой! — велела Марина. — Стой и отвечай. Где ты их взял?
Эта история началась после завтрака. Все пошли на костровую поляну разучивать песни для большого концерта, а Лапа стал сговаривать Альку убежать в лес.
— Черники наедимся — во! — пообещал Лапа и выразительно хлопнул себя по голому животу. — Топаем?
Алька стал думать. Если Марина узнает про такое дело, будет худо. Поэтому Алька думал почти целые полминуты. Но Лапа был его друг, и Алька, вздохнув, сказал:
— Топаем.
И они нырнули в кусты.
Весёлые берёзовые деревца с солнечными зайчиками на листьях будто смеялись вместе с мальчишками, что так здорово всё получилось. В березняке начиналась тропинка. Она соединялась с другой тропинкой, которая вела к деревянному мостику через ручей. А за ручьём начиналась деревенская улица, в конце которой темнел сосновый лес. Над лесом висело белое перистое облачко, а всё остальное небо было чистым и очень синим.
Под мостиком плескались две большие утки, а больше никого Алька и Лапа в деревне не увидели. Лапа сказал, что сейчас все на лугах косят траву.
Лапа шагал босиком. Алька поглядел на него и тоже снял тапочки. Пыль на дороге была мягкая, нагретая солнцем. После каждого шага она выбивалась из-под пальцев серым дымком. И тянулись за беглецами две цепочки от босых ног— маленьких и побольше.
Но если бы кто-нибудь пустился в погоню за Алькой и за Лапой, чтобы поймать их и пропесочить на вечерней линейке, то он увидел бы, что следы ведут вовсе не в лес, а в сельмаг.
Так получилось потому, что у красного кирпичного сельмага с ржавой вывеской Лапа вдруг замедлил шаги и спросил:
— Санька, ты мне друг?
Он всегда звал Альку Санькой. Понятно, Алька сказал, что друг. И тогда Лапа попросил:
— Зайдем давай на минуточку. Охота аппарат посмотреть. Понимаешь, "Смена-8". С дальномером.
Альке не хотелось смотреть "Смену-8" с дальномером. Ему хотелось поскорей добраться до леса, пособирать на опушке чернику и вернуться побыстрей в лагерь. Потому что, хоть светило яркое солнце, и весело шумели деревья, и всё было хорошо, Альку точило беспокойство. Вдруг в лагере узнают, что они удрали?
— Ну, на минуточку, — согласился Алька.
В магазине было душно. За прилавком сидел молодой продавец с очень круглым и скучным лицом. На Альку и на Лапу он даже не посмотрел. Молодой продавец шестой раз подряд слушал одну и ту же пластинку.
"О, Маржеле-е-ена-а!.." — голосил пыльный патефон.
Лапа сразу прилип к прилавку, где под стеклом лежала "Смена-8". Алька постоял рядом, тоже посмотрел на аппарат, а потом ему стало скучно.
— Лапа, идём, — позвал он.
— Ага, — не двигаясь, сказал Лапа.