Брать живьем! 1919-й
Шрифт:
Мокрые волосы, воротник гимнастерки и галифе говорили о том, что он совсем недавно был под дождем. Я шепнул об этом Светловскому.
– Тоже под дождь попал? – задал тот вопрос, коснувшись мокрого воротника Рукавишникова.
– Дрова рубил на дворе, в баньке захотелось попариться.
– Проверим! Открой дверь во двор!
На большом ухоженном дворе возле колоды, действительно, лежали колотые чурки. Cветловский, поглаживая крутой подбородок, вопросительно взглянул на меня. Внутренне я несколько стушевался, но вида не подал. А Рукавишников уже не выглядел растерянным, он стал хмыкать, вздыхать, пожимать плечами, производя впечатление ни в чем не повинного человека. Мне эта перемена в нем
– У вас в доме есть саквояж? – спросил я, буравя его взглядом. – Черный, объемный?
– Имеется, вот он!
Рукавишников подошел к широкой сенной лавке и поднял кожаную сумку с двумя ручками. Я вырвал ее у него и быстро осмотрел – к моему великому разочарованию, она был совершенно пуста! Но успокаиваться я и не думал.
– Григорий Иваныч, – вывел я начальника наружу и зашептал ему на ухо, – провалиться мне на месте, это тот самый саквояж! Черная кожа сильно потерта, ручки потрепанны, с этой сумкой грабители ввалились в столовую!.. Вернувшись домой, Рукавишников вынул ценности из саквояжа и спрятал их где-то здесь! Вы же сами говорили, что далеко он их не успел запрятать.
Светловский скосил на меня глаза, продолжая поглаживать подбородок. Рукавишников осмелел настолько, что вынул из кармана портсигар с двумя выгравированными гончими на крышке и закурил папиросу.
– Да что же вы пытаетесь у меня найти, товарищи? – cпрашивал он, прохаживаясь перед сослуживцами с недоумевающим видом. – Ох, чую, какие твари наговорили на меня! Иные люди завистливы, злы, им оклеветать честного человека, что до ветру сходить!
В сени вышла жена Рукавишникова, полноватая, румяная, в цветастом сарафане и с шалью на плечах.
– Игнат у меня воды не замутит, товарищ Светловский, – сказала она нараспев. – Поклеп на него навели, как есть поклеп!
– Поклеп, говорите, – произнес наш командир, поглядывая на пухлую женщину. – Мы это сейчас проверим.
И отдал команду произвести в доме обыск. Мы только этого ждали и с энтузиазмом ринулись в дом. Проверили все, что только можно было проверить: шифоньер, комоды, сундуки, одежду, погреб, двор, баню, сараи. Заглянули на чердаки, в огороде осмотрели землю под каждым деревом и кустом. Я принял самое деятельное участие в осмотре, потому что нутром чувствовал – виноват Рукавишников, он совершил налет на столовую! Но прошло полчаса, а у нас на руках не было ни одного доказательства его вины. Нигде не блеснуло ни одной золотинки! Поиски, увы, ничего не дали.
Cветловский, дав команду «отбой», вывел Рукавишникова к калитке.
– Что ж, Игнат, извини, что потревожили. Проверка, понимаешь. Ступай доедать свои щи.
Рукавишников скрытно метнул на меня недобрый взгляд, а Светловскому сказал с улыбкой:
– Новенький ваш баламутит, как его, Нечаев?.. Это от избытка рвения. Небось, без ордера сюда пожаловали? – Он стукнул кулаком себе в грудь. – Красногвардейцу Рукавишникову, товарищи, укрывать нечего! Не из таковских! Я всем сердцем за Совдеп, за большевиков!
Глава 7
Вернувшись на Коммунальную площадь, мы со Светловским решили зайти к Маркину и рассказать об обыске в доме Рукавишникова. Ибо знали, что слухи об этом все-равно дойдут до него. В кабинете Маркин был не один, а со своим заместителем, Тальским, из новенькой кобуры которого торчала рукоятка смертоносного маузера. Именно этот нервный черноволосый человек с орлиным носом и глазами навыкате возмутился нашими действиями.
– Вы что себе позволяете? – властно заявил он. – Врываться в дом сотрудника милиции без санкции на обыск!.. Товарищ Маркин, это переходит все границы! В отношении товарища Светловского и этого молодого человека необходимо принять
– Ну, ну, довольно, – Маркин похлопал по плечу своего зама, одетого в кожанку и галифе. – В жизни всякое бывает, порой мы вынуждены поступать вразрез с предписаниями.
– Это недопустимо! – кипятился Тальский. – Их надо подвергнуть порицанию!
– Не будь занудой. Они и без того знают, что не правы.
Выйдя от начальника милиции, Светловский от души послал чернявого заместителя на три буквы. Поднявшись в кабинет Угро, он первым делом подробно расспросил меня о посещении столовой.
– Выходит, узколицый Алекс и его приятель избежали экспроприации, – сказал он в задумчивости. – Говоришь, был упомянут Белый?
– Не уверен, – ответил я. – Может, мне просто показалось.
– Хм-м… А если это правда? Тогда дворяне, получается, якшаются с главарем «монастырских», поддерживают с ним связь!.. Это интересно, очень интересно!.. Плешивый мог бы все прояснить, но он пока не готов к допросу! Лоб горит, бредит!..
Так, пока будем поджидать товарищей, расскажу-ка я тебе, Данила, о первых днях революции, о событиях в Петрограде. Мы занимались не только тем, что задерживали провокаторов, спекулянтов, да бандитов, но и строчили из пулеметов по зачинщикам винных погромов… Было такое в нашей практике. А что касается всякого рода задержаний, то случались разные курьезы. Однажды я прижал к стенке толстяка-спекулянта, торговавшего коньяком и шмотками. Стоит еле живой, от страха заикается, слезы из глаз так и льются. Что, говорю ему, попался, сволочь! А сам тычу в жирное его брюхо наганом. Он лепетал-лепетал да вдруг как врежет мне кулаком в скулу! Пока у меня сыпались искры из глаз и проходил столбняк, этого толстяка как ветром сдуло! Исчез, не пообещав вернуться!.. В другой раз нагрянули мы с бойцом к одному табачному продавцу, прямо в лавку. Как оказалось, не ленился он приторговывать и водкой. Испугался при виде нас, слов не находит, дрожит. Видим, тряпка тряпкой, ну, и ослабили бдительность. Так он, чертяка, возьми да и сыпани нам в глаза целую пригоршню забористого табаку. Мы чихать, глаза закатывать, а он деру из своей табачной лавки!.. Вот еще был случай. Идем однажды мы с тем же бойцом вслед за прелестной дамой по темному переулку. Нам сообщили, что она марафетом торгует. Догоняем ее. Так она, узрев опасность, как сиганет через двухметровой забор. У нас глаза на лоб! Потом выяснилось, что в женщину переодевался бывший циркач, эквилибрист-канатоходец. Взяли мы его тепленьким через месяц, никуда он от нас не делся!..
В ходе рассказа Светловский мимоходом посмотрел в окно и застыл на месте, словно его окоротили.
– Вот так сюрприз!.. Шкет дает понять, что мы должны встретиться. Оставайся здесь, Нечаев, никому ни слова! Потом все объясню.
Он выскочил из кабинета, а я тут же подошел к окну. Ни мальчишки-сироты, ни какого-либо знака от него в пределах видимости мне обнаружить не удалось. Пока я терялся в догадках насчет всего этого, Светловский вернулся. Впервые я видел его таким сногсшибательно довольным. Он улыбался во весь свой широкий рот и оптимистично потрясал кулаком.
– Ах, малец, ах, умница!.. Тут вот какой коленкор, Данила, дорогой ты мой! Мы со Шкетом договорились, что когда у него появятся новости о планах бандитов, он повесит на сук старой липы у забора Троицкой церкви обрывок газеты. Гляди!
Я посмотрел туда, куда указывал начальник. В самом деле, вдали, на одном из сучков липы, болтался на ветру газетный лоскуток.
– А местом встречи мы избрали ближний к нам магазин «Живой уголок». Там, у большого аквариума, я и переговорил со Шкетом. Минутное дело!.. Итак, наш юный секретный сотрудник передал, что сегодня вечером на премьеру спектакля в курзал пожалует пара «монастырских».