Братство Креста
Шрифт:
— В Париж вы с нами не пойдете, а назад проводите. Я верно понял?
Охотник кивнул.
— С вами отправится Клаус. Он был там дважды. Лучше бы было отпустить Фердинанда, но он еще слишком слаб. Клаус знает, где отыскать торговцев, которым безразлично, вампир ты или самый страшный черт. Заодно, он передаст от меня весточку. Не так часто мы пересекаем горы. А они и вовсе к нам не ходят.
Артур не мог не улыбнуться коммерческой жилке пивовара. Борк даже в боевых условиях не оставлял торгашеских замашек.
— Ваша цена, герр охотник?
— Она
— Очень просто, — улыбнулся Борк. — Завтра дикари, которых вы освободили, разнесут по Красному лесу весть о том, что Хрустальные когти проснулись и покинули развалины, не прогнав Железных птиц в преисподнюю. Они расскажут, что половина мудрых Каменных когтей подло убита. Мне сложно объяснить вам, герр Кузнец, тонкости местной политики, но пивоваров это устраивает. Примите как должное.
— Чужие войны часто бывают на руку, — согласился Коваль.
— Вы очень верно заметили, герр бургомистр, — хихикнул под шарфом охотник. — Чем дольше глупцы убивают друг друга, тем ниже ценится жизнь людей и скота и тем выше поднимается в цене железо для убийства и хмельное пиво. Так что вы расплатились сполна, герр Кузнец. Если позволите, я пойду вниз, солнце убивает меня.
Артур проводил взглядом крепыша, поправлявшего на ходу широкополую шляпу. Пивовар прошел между когтистых лап статуи и исчез в зеве шахты, а Коваль в миллионный раз повторил себе, что правда у каждого — своя.
— Я пойду в Париж один, — кипел от негодования ксендз. — Но всем расскажу, пан Кузнец, как ты меня бросил…
— Да не бросаю я тебя! — простонал Артур. — Полковник, остаетесь прикрывать мирное население. В мое отсутствие, вы — старший. Капитан, займите место пулеметчика. Нет, бога ради, оставь в покое пушку, мы едем в Париж по делу! Господин Свирский, прошу на борт!
— Командир, вы надолго? — озабоченно спросил Даляр.
— Ни в коем случае. Только спросим, — и сразу назад.
Леве очень не хотелось покидать спящих и упустить момент пробуждения, но командир был непреклонен. В конце концов, Свирский убедил себя, что прогулка обещает быть интересной, проверил блокнот и втиснулся в люк.
— Господин, — сын Красной луны держал за клюв оторванную голову мертвой птицы. — Очень плохо, не надо ездить.
Как всегда в моменты плохих предчувствий, Христофор глядел в сторону. Лоб его покрылся мелкими капельками пота, а голос стал сухим, точно гортань засыпали песком.
— Мы не можем не ездить, — мягко ответил Артур. — Кому будет плохо, сын луны?
Он спросил на всякий случай, зная, что Христофор не ответит. Колдун помялся, ковыряясь в спутанной шевелюре. Из зубастой птичьей пасти сочились густые черные капли.
— Отпусти Леву. Лучше возьми меня. Леве плохо, мне хорошо.
Из люка высунулась взъерошенная голова Свирского.
— Что мне плохо, Христя?
— Командир, ваш колдунчик разговорился. Не припомню, чтобы он решал, кому отправляться на тот свет, — напомнил Карапуз.
Как и всякий лесной житель, Митя был порядочным мистиком и верил каждому жесту Христофора.
— Да, он обычно не ошибается, — кивнул Артур и без слов дал отмашку книжнику возвращаться в подвал.
По периметру площади бегали несколько Песочных волков. Они поливали маслом деревянных идолов. За ними, волоча ногу, бродил Фердинанд и подносил к статуям факел. Статуи вспыхивали, дикари оглашали окрестности неистовым ревом, потрясали кусками арматуры. Большая часть пленников уже скрылась, прихватив казенных лошадей. Оставались самые ярые ненавистники Когтей. Возможно, им было некуда идти.
Из провала выбрался помятый жрец. Он где-то потерял маску, половина перьев со спины осыпалась, седая бороденка свалялась в комок и покрылась грязью. Осмотревшись и привыкнув к свету, Костяной коготь заплакал. Он на четвереньках подполз к ближайшему птичьему трупу, затем переместился к следующему, поглаживая их по вывернутым крыльям. Слезы лились из его старческих глаз, голова тряслась, бинты на боку кровоточили все сильнее.
— Переживает, падаль, — почти ласково произнес Митя. — Без работы остался. Командир, можно я его прирежу?
— Для тебя-то что хорошего, сын Красной луны? — спросил Коваль.
— Там, где Лева потеряет одну жизнь, я найду две, — неожиданно покраснел Христофор.
— Как это? — выпучил глаза Карапуз, но Христофору надоел допрос.
— Всё равно очень плохо, — повторил он. — Кто-то теряет жизнь. А я стану дважды папой.
— Какой из тебя папа, ты и на баб-то не смотришь, — небрежно бросил Артур и тут же осекся.
А кто, собственно, сказал, что Христя не может быть папой? И кто сказал, что колдун должен найти себе женщину исключительно на берегах Невы?
— Кто-то из нас погибнет, — Артур посмотрел ксендзу в глаза. — Но одного я тебя не отпущу.
— Я буду молиться за всех нас, — серьезно пообещал святоша.
И впервые никто не улыбнулся.
14. ПАРИЖ СТОИТ МЕССЫ
Коваль смотрел на вывеску и не верил своим глазам.
— Как, ты сказал, зовут трактирщика? — переспросил он у пивовара.
— Портос, — просто ответил Клаус. — Он имеет сношения даже с городами западного побережья и, по слухам, водит дружбу с ведьмами. Но у жандармов руки коротки прикончить его.
— Я слышал об этом проходимце, — нахмурился Станислав, — но никогда не имел с ним дела. Ты привел нас в самое сердце греха, пивовар?
— Я привел вас туда, где знают моего отца. Здесь вы можете задавать вопросы, не опасаясь виселицы. Ищейки сюда и носа не суют.
— А нам не отрежут нос за лишнее любопытство? — спросил Карапуз.
Все взоры невольно обратились к Христофору. Сын луны потер рыжую щетину на впалых щеках.
— Человек добрый и злой… Здесь очень опасно и очень спокойно. Нельзя отказаться от еды, но есть тоже нельзя.