Братство Креста
Шрифт:
— Я прошу тебя. Всего лишь сними халат, ничего больше!
— А у меня, кроме него, ничего и нет. Я сниму, а ты отнимешь у меня одеяло?
— Ни в коем случае. Я обещаю, что верну его обратно!
Коваль терпеливо ждал, подставив руку. Наконец мягкая, горячая верблюжья шерсть, несущая запах ее тела, легла ему в ладонь.
— Теперь давай мне подарок, — капризно сказала она.
— Встань и найди его.
— Ага! Теперь, когда я совсем-совсем раздетая…
— Да, теперь, когда ты раздетая.
— Ты обманул меня! А я тогда завернусь в одеяло и так
Она поднялась с кресла и, придерживая перину подбородком, принялась наматывать ее вокруг себя. Коваль, устроившись в соседнем кресле, с улыбкой следил за ней. Жену поджидал новый трюк: стоило ей сделать несколько мелких шагов по мохнатому ковру, как от одеяла с треском отвалился изрядный кусок.
— Ах ты, негодяй! Ты подсунул мне ворох подушек! — Она пыталась удержать расползающиеся фрагменты, но тут, под собственной тяжестью, отвалился второй кусок. Ее голые ноги стали видны до колен.
Взвизгнув, Надя юркнула обратно в кресло.
— Очень дорогой и красивый подарок, — вкрадчиво соблазнял Артур, любуясь на ее блестящие, крепкие лодыжки.
В свое время, лет десять назад, он выдержал настоящий бой, преподавая своей жене основы эпиляции. Единственным приемлемым методом оставался огонь, и Надя, тогда, помнится, кричала, что муж хочет подпалить ее, как курицу…
А потом привыкла и втянулась. И, в отличие от тысяч сверстниц, привыкла выщипывать брови, удалять лишние волосы и каждый вечер принимать душ. Она многое ловила на лету, подлаживаясь под представления мужа о красоте, чистоте и безопасности…
— Подарок только один, а пакетов много, — сообщил Артур, подкидывая в камин березовое полено. — Ты всё равно не успеешь их просмотреть, нитки разорвутся. Но попробуй!
— А что там, внутри?
— Там одна ценная вещь, которую я привез для самой дорогой женщины из Мертвых земель.
— И кто же эта самая дорогая? — обидчиво вспыхнула она.
— Та, которая не поленится проверить все мешки.
— Не постесняется, ты это хочешь сказать, демон? А вот и не пойду!
— Тогда я не отдам тебе ключ и отберу халат. Сюда придут гвардейцы и будут смеяться над тобой. Может быть, даже захотят потрогать, насколько ты крепкая, под одеялом…
— Ты гадкий и подлый!
Она решительно поднялась, стараясь удержать одеяло, хотя бы на груди. Но тяжелые подушки, стянутые буквально тремя стежками, расползались в руках. Надя нагнулась над первым пакетом. Он оказался набит старыми тряпками. Чертыхнувшись, она засеменила к следующему, Артур повернулся вместе с креслом и смотрел на ее ноги. Одеяло она придерживала на талии локтями, волосы рассыпались, укрывая спину.
Перед тем, как прийти к нему, она нанесла на тело ту самую, жирную мазь, по которой так легко скользят пальцы. Артур чувствовал этот тонкий, чуть отдающий медом и горечью аромат, слившийся с ароматом ее тела. Всякий раз Надя привозила с собой из леса что-то новое: сбор из трав, любовную настойку, крем, изобретенный Качальщицами…
Сегодня ее плечи и лодыжки переливались. Когда она присела на корточки, чтобы получше разглядеть пустой кувшин, Артур увидел, что зеркально сияет и всё остальное. Она села на корточки, повернувшись к нему спиной, и как будто случайно, выронила одеяло. Артур смотрел на рюмочный изгиб ее тела, на котором, если она прогнется еще чуть-чуть вперед, можно удержать несколько крупных монет…
— Здесь ничего нет!
— Хочешь, я подскажу, где лежит твой подарок?
— Хочу!
— Тогда подними руки.
Сквозь хрустальную вязь бокала, Артур следил за удивительной, почти африканской пластикой ее тела.
— А ты не начнешь меня лапать?
— Ни в коем случае.
— Ну, ладно, только ненадолго.
«Пятнадцать лет, — восхищенно думал Коваль, впиваясь взглядом в ее наготу. — Пятнадцать лет — и она всё так же краснеет, сжимает коленки и невольно тянется прикрыть грудь…»
Он поднялся, запалил от огня лучину и медленно пошел к ней, на ходу зажигая свечи. С каждым шагом хозяина зала становилась всё светлее. Шитье гобеленов на окнах мерцало от света десятков свечей, из камина тянулись к паркету жаркие, багровые языки, отражаясь в бронзовом блеске подсвечников. С потолка улыбались мудрые купидоны, а тритоны волокли в глубину зазевавшихся русалок.
— Ну что, насмотрелся? — сварливо спросила Надя Ван Гог, не делая попыток поднять с ковра одеяло. Артур остановился у нее за спиной, вдыхая аромат притираний. — Только не вздумай ко мне прикасаться.
Ее тело стало еще желаннее, чем прежде. Чуть раздались бедра, немного опустились соски, стали тяжелее ягодицы, но натертая травами кожа, как и раньше, отливала перламутром, и оставался почти плоским живот. Настолько плоским, что, замерев у нее за плечом и глядя вниз, в ложбинку, где прилип маленький крестик, он видел то место, куда так стремились его руки.
Женщина резко отодвинулась, превозмогая желание откинуться назад.
— Я не вижу тебя. Перестань закрывать грудь, и убери волосы наверх.
— Скажи уж честно, чего ты не видишь, — Наде потихоньку начинало передаваться его волнение, она дышала уже не так ровно, как прежде. Сейчас наступал самый ответственный момент игры, важно было не поддаться слабости и не рухнуть, обнявшись, в густой ворс… — Скажи, не то не уберу.
— Я не вижу твоей задницы.
— Ха! А чужие — глаза еще не намозолили? Ну, так и быть, а теперь говори, где мой подарок.
— Твой подарок вон там.
Он указал в угол спальни, где сохранилось одно из немногих больших зеркал дворца, оправленное в толстую раму. Рама изображала переплетение виноградных кистей и пшеничных колосьев, а на самом ее верху, метрах в двух с половиной от пола, красовалась потускневшая, многолучевая звезда. Со звезды свешивался холщовый мешок.
— Как я его достану? Ой, не дыши мне в затылок.
— Мне нравится твой затылок.
Он коснулся кончиком языка того места в основании черепа, где трепетала пушистая ложбинка. Надя вздрогнула всем телом, словно через нее пропустили электрический заряд. Жена была намного ниже его, и когда они обнимались, легко пряталась у Коваля под мышкой.