Братство Розы

Париж. Сентябрь, 1118 год.

Пьер Абеляр, красивый каноник церкви Нотр-Дам, соблазнил свою прелестную прихожанку Элоизу. Фулберт, ее дядя, пришел в бешенство, узнав о том, что племянница беременна, и возжаждал мести. Ранним воскресным утром трое наемников напали на Абеляра, когда он шел на мессу, кастрировали его и бросили истекающего кровью на улице. Он выжил, но, опасаясь дальнейших преследований, решил искать

защиты. Вначале он направился в монастырь Сен-Дени близ Парижа. Там он узнал, что политические сторонники Фулберта с его одобрения снова готовят заговор против него. Тогда он подался в Куинси, около Ноана, где и нашел пристанище, безопасный дом под названием “Параклет”, — Утешитель, — в честь Святого Духа.

Там он наконец обрел убежище.

Париж. Сентябрь, 1938 год.

В воскресенье, двадцать восьмого сентября, Эдуард Даладье, министр обороны Франции, выступил по радио со следующим обращением к французскому народу:

“Сегодня днем я получил приглашение от правительства Германии встретиться с канцлером Гитлером, синьором Муссолини и мсье Невиллом Чемберленом в Мюнхене. Я принял приглашение”.

На следующий день, в полдень, в то время как встреча в Мюнхене шла полным ходом, в Берлине, работающий на гестапо фармацевт аптеки на углу отметил у себя в журнале, что последний из пяти черных “мерседесов” прошел мимо его аптеки и остановился перед невзрачным фасадом магазина на Бергенер-штрассе, 36.

Крепко сложенный человек в форме шофера вышел из машины. Осмотревшись, он открыл заднюю дверцу, из которой вышел пассажир — хорошо одетый пожилой человек. Как только шофер благополучно провел своего пассажира через массивные деревянные двери трехэтажного особняка, он тут же отправился ждать дальнейших указаний в отведенное для этого место в трех кварталах отсюда.

Джентльмен оставил шляпу и пальто у часового за отгороженным решеткой металлическим столом в нише справа от двери. Из приличия его не стали обыскивать, но попросили оставить портфель, тем более, что он ему все равно не понадобится. Никаких записей вести нельзя.

Часовой проверил удостоверение личности и нажал на кнопку под крышкой стола. Из служебного помещения за спиной посетителя сразу же появился второй агент гестапо, чтобы проводить его в комнату в конце коридора. Посетитель вошел. Агент закрыл дверь, сам оставшись в коридоре.

Посетителя звали Джон-Техасец Отон. Это был пятидесятипятилетний мужчина высокого роста, красивый грубой красотой, с усами, тронутыми сединой. Готовясь к предстоящему деловому разговору, он уселся в единственное свободное кресло и кивнул четырем мужчинам, прибывшим перед ним. Его не нужно было представлять: он тоже знал их. Вильгельм Шмельтцер, Антон Жирар, Персиваль Лэндиш и Владимир Лазенсоков — так звали этих четверых. Они были резидентами — в Германии, Франции, Англии и Советском Союзе. Сам Отон представлял здесь Госдепартамент Соединенных Штатов Америки.

Если не считать простых деревянных кресел и пепельниц, стоявших перед каждым из присутствующих, комната выглядела

совершенно пустой. Никакой другой мебели — ни картин, ни книжных полок, ни портьер, ни ковров, ни люстр. Необитаемый вид комнаты, по замыслу Шмельтцера, должен был убедить этих джентльменов в том, что здесь нет потайных микрофонов.

— Джентльмены, — произнес Шмельтцер, — соседние комнаты пусты.

— Мюнхен, — сказал Лэндиш. Шмельтцер рассмеялся:

— Хоть вы и англичанин, вы слишком поспешно перешли к сути дела.

— Почему вы смеетесь? — спросил Шмельтцера Жирар. — В данный момент Гитлер, как мы знаем, требует, чтобы моя страна и Англия больше не выступали гарантами независимости Чехословакии, Польши и Австрии. — Он говорил по-английски, ибо хотел оказать любезность американцу.

Шмельтцер закурил — ему хотелось уйти от ответа на этот вопрос.

— Что, Гитлер собирается напасть на Чехословакию? — спросил Лазенсоков.

Шмельтцер пожал плечами и выпустил струю дыма.

— Я просил вас о встрече здесь потому, что вы, как человек нашей профессии, наверняка понимаете, что мы должны быть готовы к любым неожиданностям.

Техасец Отон нахмурился.

Шмельтцер продолжал:

— Мы можем не уважать идеологию друг друга, но в одном похожи — мы все влюблены в нашу трудную профессию. Они закивали в знак согласия.

— Вы хотите предложить нам что-то новенькое? — поинтересовался Лазенсоков.

— Черт побери, почему вы не можете выражать свои мысли прямо? — произнес Техасец Отон. Остальные засмеялись.

— Прямота испортит половину удовольствия, — сказал Жирар Отону. Он повернулся к Шмельтцеру и смерил его выжидающим взглядом.

— Вне зависимости от исхода этой войны, — произнес Шмельтцер, — мы должны дать гарантию друг другу, что наши представители будут иметь возможность защищаться.

— Это невозможно, — ответил русский.

— Защищаться? — спросил француз.

— Вы имеете в виду деньги? — уточнил американец.

— Деньги ненадежная защита. Пускай это будет золото или бриллианты, — сказал англичанин. Немец закивал.

— А если еще точнее, нам нужны надежные места, где их можно хранить. Например, банки в Женеве, Лиссабоне, Мехико-Сити.

— Золото. — Русский усмехнулся. — И что же вы предлагаете нам делать с этим капиталистическим товаром?

— Разработать систему безопасных убежищ, — ответил Шмельтцер.

— Но в этом нет ничего нового. Они у нас уже есть, — сказал Отон.

Остальные даже не удостоили его ответом.

— А кроме того, полагаю, надо построить и другие дома? — спросил Жирар.

— Это я считаю само собой разумеющимся, — ответил немец. — Сейчас я поясню все нашему американскому другу. У каждой из наших разведывательных сетей уже есть свои убежища, то есть безопасные места, где агенты могут обратиться за защитой, сделать отчет или встретиться с информатором. Но сколько бы мы ни старались держать эти наши убежища в секрете, в конце концов вражеская разведка находит их, и это место уже становится не безопасным. Да, подобные места охраняются вооруженными людьми, но противник может их спокойно захватить, взяв численностью, и перебить всех до единого.