Братство волка
Шрифт:
— Волки хотят войти… Волки войдут…
Удар, более сильный, чем другие, расколол ставень в длину, и свирепый хохот объявил об этом результате растерявшимся девушкам.
В темноте они не могли видеть, но ощупью отыскали друг друга и обнялись.
— Нет более надежды, — сказала Марион прерывающимся голосом. — О, барышня, Бог мне свидетель, я не боюсь смерти… Я была так несчастна, с тех пор как лишилась матери. Нет ничего в жизни, чего мне было бы жаль лишиться, но все-таки… мне хотелось умереть менее страшно… Даже для моей жизни это — слишком жуткий конец! А вы, барышня, вы так
— Наше положение почти одинаково, — вдруг возразила Кристина, — и мы обе не можем погибнуть таким образом. В той толпе, что всегда окружала меня, был ли хоть один человек, для которого что-то значила моя жизнь, моя душа?
— Мы можем надеяться только на Бога!
— Я всегда думала, что один человек… Нет, нет, я сама отвергла его помощь и, может быть, даже в эту ужасную минуту не решилась бы ее принять!
— Это человек… который вас любит? — спросила Марион тоном неизъяснимой грусти. — О, вы должны быть счастливы! Меня никто не любит, никто не будет сожалеть обо мне, когда меня разорвет этот дикий зверь!
В эту минуту ставень был оторван, блеск молнии позволил увидеть фигуру Жанно, с которого потоками лилась вода, и широкую морду и сверкающие глаза волка, который, стоя на задних лапах, старался вырвать зубами куски разломанного ставня.
Марион молча во все глаза смотрела на них, ничего не говоря. Кристина сжимала в руках бесполезное ружье, в ужасе понимая, что его вид не отпугнет врагов.
«Боже мой! Кто-нибудь, помогите… Хоть кто-нибудь, пожалуйста! — проносилось в ее голове. — Я клянусь, я буду до конца своих дней благодарна вам, спасите меня, умоляю!»
Как будто эта мольба была услышана: человеческие голоса послышались на некотором расстоянии от хижины. Жанно и зверь остановились в ту минуту, когда готовились проникнуть в дом.
— Помогите! — закричала Кристина, оживленная внезапной надеждой.
— Помогите, — повторила Марион тихо.
Четыре сверкающих глаза исчезли из окна.
Через минуту прибежало несколько человек. Начали стучаться и кто-то заговорил за дверью:
— Она здесь: я узнал ее голос… Я уверен, что она здесь!
Очевидно, опасность миновала, но Кристина не могла пошевелиться. Марион отворила дверь. Тотчас несколько человек бросились в хижину. Там была совершенная темнота, и один из вошедших спросил взволнованным голосом:
— Кристина, графиня де Баржак, ради бога, где вы?
— Я здесь, Леонс.
— Слава богу! Ах, графиня, как вы меня встревожили!
Марион зажгла свечу. Леонс привел с собой лесничего и слугу из замка, которых он встретил в лесу. Они были посланы кавалером де Моньяком на поиски Кристины. Несмотря на дождь, все трое принялись прочесывать лес. Наконец, предположив, что графиня де Баржак нашла убежище в доме лесничего, единственном жилище, находившемся в лесу, они отправились удостовериться в этом и, как оказалось, пришли очень кстати.
Спасители девушек выглядели плачевно: они насквозь промокли и были очень измучены. Особенно изможден был Леонс; его рука, висевшая на перевязи, болталась, как плеть; лицо было бледным до какой-то нездоровой серости.
Марион, судьбой которой в действительности никто не был особенно заинтересован, поспешила подбросить дров в печь — вот все, что она могла сделать для своих гостей. Пока они сушили у огня свое промокшее платье, Кристина сидела в стороне и беспрестанно повторяла:
— Какой день, какой ужасный день!
Наконец она обернулась к Леонсу и спросила его странным, равнодушно светским тоном:
— Как вы их находите?
— Кого, графиня?
— Тех, кого ваше присутствие обратило в бегство… Безумца и зверя, которые вели на нас охоту…
— Я вас не понимаю, Кристина… мы не видели никого.
— Перед этим окном… вы не приметили?..
— Мы пришли с другой стороны; притом дождь ослеплял нас, и ветер шумел в ушах… Но, ради бога, графиня, расскажите мне, что случилось?
Кристина описала ему в нескольких словах свои приключения с тех пор, как она рассталась с ним в лесу. Она говорила так спокойно и ровно, что сама удивлялась бесстрастности собственного голоса. Но у нее было слишком мало сил, чтоб переживать волнение.
Присутствующие слушали с изумлением, к которому примешивалось недоверие. Сам Леонс готов был подумать, что графиня де Баржак бредит в горячке. Это сомнение отразилось на его лице.
— Черт побери! Неужели вы принимаете меня за сумасшедшую? — Прежняя эмоциональность вернулась к Кристине. — Расспросите Марион, пусть она вам скажет, что видела, что слышала здесь и сейчас.
Марион, потупив глаза, подтвердила рассказ своей госпожи.
— И если этого свидетельства вам недостаточно, рассмотрите окно. Те, кто сломал его, неужели призраки?
Лесничий поднял обломки ставня. Хотя дерево сгнило на поверхности, но внутренняя часть доски сохранила еще замечательную прочность, и требовалась необыкновенная сила, чтобы сломать ее. Кроме того, на доске имелись глубокие борозды, будто сделанные железным орудием.
Обломки ставни переходили из рук в руки; лесничий и слуга рассматривали их, с изумлением качая головами. Леонс был задумчив.
— Извините меня, графиня, — сказал он, — за то, что я осмелился сомневаться в правдивости ваших слов! Я теперь помню, как читал в книгах, что некоторые люди, привыкшие к уединенной жизни, особенно горцы-пастухи, бывают подвержены помешательству. Они считают себя способными превращаться в волков. Это помешательство, называемое учеными ликантропией, часто встречается, говорят, во Франконии и Верхней Шотландии, но я до нынешнего дня принимал эти рассказы о существовании людей-волков, или ликантропов, за местные легенды. Теперь приходится убедиться в том, что они существуют. Очевидно, что Зубастый Жанно одержим ликантропией. Но и это не объясняет согласия, существующего между этим сумасшедшим и волком — настоящим, кровожадным, страшным жеводанским зверем.