Братство волка
Шрифт:
Неожиданно на пути шевалье возник Тома д'Апше. В глазах молодого человека читалась удовлетворенность, которую он пытался скрыть или хотя бы сделать не такой очевидной. Едва не подпрыгивая от возбуждения, он с заговорщическим видом спросил:
– Ну как?
Подмигнув шевалье, маркиз повернулся спиной к террасе, которую пристально рассматривал Грегуар. Там стояли гости и мило беседовали, поеживаясь на гуляющем меж высокими стенами ветру. Терраса была освещена по периметру горящими факелами,
– Разве я не говорил, что вечер будет интересным?
– Насколько я помню, ты этого не говорил. Ты просто вынудил меня прийти сюда. Кто это?
Неподалеку стояла молодая особа, одетая в платье турецкого покроя, корсет которого был настолько высок, что поднимался ей до самого горла, а юбка казалась довольно скромной по цвету. Накинув на плечи шаль из черной шерсти, девушка, уютно устроившись возле белобрысого мужчины с желтоватой кожей, и с отсутствующим видом слушала его.
– Марианна де Моранжьяс, – сказал Тома, улыбаясь одними уголками губ. – Крепкий орешек, шевалье. Все хорошие партии округи сломали об нее зубы. И это, конечно, неудивительно при ее шарме.
– И ты тоже?
– Что я?
– Сломал зубы.
– Нет, что вы. Я – нет. Мое сердце уже занято.
– И кто же этот прыщавый тип трупного цвета? Тоже будущий беззубый?
– Беззубый?… Да, наверное, так оно и есть, в полном смысле слова. Ему тридцать пять лет, двадцать пять из которых он провел в непрекращающихся дебошах. Максим де Форе.
– Максим де Форе… Ну, держись.
– Ты его знаешь?
– А должен?
– Это театральный драматург.
– Что ж, Тома. Думаю, это будет несложно.
Грегуар подмигнул молодому человеку и направился к террасе, а Тома, весьма заинтригованный заявлением шевалье, остался ждать его с другой стороны, скрывшись в толпе гостей.
Девушка заметила, что к ним кто-то приближается, и посмотрела на Фронсака краем глаза – таким образом они впервые обменялись взглядом. Возможно, уже тогда он почувствовал ее интерес к собственной персоне…
Как же она была красива! Русые волосы девушки, уложенные в изящную прическу, обрамляли бледное овальное лицо; подбородок был маленьким и нежным, а пухлые губы в сочетании с тонкими чертами придавали ей особую чувственность; выразительные ярко-зеленые глаза Марианны де Моранжьяс загадочно блестели.
Мертвенно бледный театрал с кислой миной на лице тоже заметил приближение шевалье и окинул мрачным, тяжелым взглядом свою отвлекшуюся от разговора даму. Когда Грегуар, приветствуя их, поклонился ей, а затем и ее спутнику, тот принял очень надменный вид и раздраженно прогнусавил:
– Мсье, мы беседуем. И я бы не хотел…
Грегуар еще раз склонился перед девушкой, посмотрел на нее с искренним восхищением, а затем обернулся к хилому господину.
– Вы Максим де Форе? – вежливо осведомился он.
Лицо господина де Форе приобрело
– Да, это я, но…
– Имею честь вас приветствовать. Авторы вашего уровня, скажу я вам, мсье, довольно большая редкость. Да-да, я вам это еще раз повторяю, и я не единственный здесь, кто придерживается такого же мнения. Маркиз д'Апше, чьей гостеприимностью я наслаждаюсь, мне много о вас рассказывал. Так же, как и мои новые друзья, с которыми я здесь познакомился.
Грегуар широко улыбнулся, и драматург, вынужденный хотя бы чуть-чуть растянуть губы (Тома был прав, говоря о его зубах), удивился:
– Мсье маркиз?
– Клод Алоиз д'Апше, собственной персоной, у которого я остановился погостить. Он вам ничего не говорил?
– Боже мой… – протянул драматург. – Он меня поприветствовал, а затем… Нет, ничего особенного, он не говорил мне ничего особенного…
– Мне кажется, Максим, он хочет написать мемуары о своей семье и, похоже, рассчитывает на вашу помощь. Между нами говоря, я удивляюсь, почему он до сих пор не сообщил об этом вам.
– Вы… Вы так думаете?
– Да, именно так. Если позволите дать вам совет, сейчас как раз подходящий момент – маркиз в прекрасном настроении, – кстати, отчасти благодаря мне… Но говорите с ним деликатно, как будто вы ни о чем не подозреваете, и лучше… лучше, если он с вами первый об этом заговорит. – Грегуар приветливо улыбнулся.
Максим де Форе, скорчив мерзкую гримасу, заверил, что именно так он и сделает. От холодного ветра под свинцово-синими белилами его щеки приобрели красноватый оттенок, что выглядело довольно забавно. Он прошмыгнул мимо дамы, с вымученной улыбкой пробормотав ей какие-то банальные извинения, мгновенно развернулся на пятках и исчез, успев открыть рот, чтобы излить потоки слов, которые выставили бы его в выгодном свете перед маркизом Клодом Алоизом д'Апше.
Когда он скрылся среди приглашенных гостей, с наступлением вечерней прохлады потянувшихся обратно в зал, Грегуар повернулся к девушке и посмотрел ей в глаза. Он заметил, что в них загорелись такие же озорные искорки, как и у него самого. С легкой укоризной она произнесла:
– И вам не стыдно?
– Ничуть, – ответил Грегуар с деланным раскаянием в голосе.
Девушка рассмеялась, и он увидел, как на ее шее задергалась жилка.
– Так вот, оказывается, какие манеры у натуралистов! – воскликнула она.
– Нет, это моя собственная манера. У нас у всех разные пристрастия, предпочтения и увлечения.
– И как вам пришелся по вкусу наш край, господин натуралист?
– До сегодняшнего вечера я не видел всех его красот… Но теперь я могу вам признаться, что самое главное его украшение я уже встретил. Десять минут назад я бы так не сказал.
– Теперь я знаю, какие комплименты вы делаете девушкам при дворе, мсье. Хотя, возможно, вы приберегли их для провинциальных простушек.