Братство волка
Шрифт:
– Я счастлив, что мне довелось узреть творения подгорных мастеров. Они останутся в моей памяти среди самых прекрасных воспоминаний.
Орсон с улыбкой покачал головой.
– Ты льстишь нам. Творит эту красоту сама Природа руками духов гор. Мы же лишь очищаем и обрамляем её творения, открывая взорам смертных её шедевры, чтобы каждый мог восхититься её фантазией и мастерством. Взгляни на этот зал, Меркопт, а особенно на стену позади меня. Что ты видишь?
Стены и пол этого зала были выложены чёрным мрамором с золотистыми прожилками. Но их строгость и гладкость лишь служили обрамлением стене, на которую указал принц. Её сплошь покрывали скопления фиолетовых кристаллов, завораживающие природной, хаотичной красотой.
– Самую необычную облицовку из всех,
– Это не облицовка, Меркопт. Кристаллы не покрывают стену, стена – единая друза аметиста. Всё, что сделали гномы – очистили её от пустых пород, явив миру величие гения Природы. Она – истинный творец, художник и скульптор, она создаёт завораживающие камни и минералы, и каждый из них неповторим. Этот зал – монумент её величию, рама для написанной ею картины. Принцы и короли, принимая здесь посетителей, судят мудро и справедливо, памятуя, что находятся перед её взором. Таково истинное положение вещей, Меркопт. Создаёт Природа, гномы лишь обрабатывают и придают форму, которая наиболее выгодно отразит совершенство её творения. Что мы можем сотворить без даров Природы? Ничего. И каждый гном это понимает.
Орсон исполнил обещание. После обеда его стража вывела меня к Торговым Вратам. Мне повезло, что среди моих вещей оказался ритуальный кристалл – принц распознал в нём аметист, не встречающегося в Рунии сорта. Я выменял его на припасы, одежду, серебряные монеты и карту Катарона. Подумав и обсудив с Орсоном, я пришёл к выводу, что безопаснее всего будет вырядиться нищим. Оборванцев никто не замечает, а если кто-то и обратит на меня внимание, не заметит некромантских татуировок под слоем грязи.
Таким я и ступил на землю Катарона: в лохмотьях и с перепачканным лицом. У Торговых Врат раскинулся целый городок из фургонов и навесов. Прилавки под разноцветными тентами пестрели товарами, которые люди предлагали гномам. Мёд, шерсть, меха, свежие овощи и зерно, пиво, вина, масло, сахар… Торговля шла бойко, гномы оживлённо спорили с людьми, через Врата в обоих направлениях то и дело проезжали полные повозки. Меня никто не замечал.
Я мог бы купить себе лошадь, денег хватало, но это разрушило бы мой образ нищего. Пусть я буду идти медленнее, но доберусь до Онрилл-Этила живым.
Врата Рунии и обступивший их торговый городок остались позади. Меня ошеломила открывшаяся передо мной палитра красок. Голубое небо, зелёная растительность, яркие цветы, бабочки и птицы… Природа Фальции куда более блёклая.
Под моими ногами пролегала мощёная дорога. Тогда я почему-то подумал, что в Катароне все дороги такие, и ощутил обиду за не столь прогрессивную родину. Позже, уже путешествуя по простым накатанным дорогам, а то и тропинкам, я понял: камнем мостили лишь оживлённые торговые тракты. До Атирона вёл именно такой. Мимо постоянно проезжали тяжело нагруженные фургоны. Один торговец предложил подвезти меня до города, и я согласился. Он почти ничего не спрашивал, больше рассказывал о себе. Поэтому я кивал и слушал, радуясь, что не пришлось идти пешком. Глупость я допустил, попытавшись заплатить за проезд. Торговец изменился в лице, поняв, что я вовсе не нищий. Спрашивать, кто я и от кого скрываюсь, он, конечно, не стал, хоть этот вопрос отчётливо читался в его глазах. Дрожащими руками принимая плату, он посоветовал мне останавливаться в самых дурных тавернах, куда не рискует заходить городская стража. Мол, среди постояльцев я не стану выделяться.
Торговец оказался прав. В заведениях, где завсегдатаями были воры, убийцы и шлюхи, никто не задавался вопросом, откуда деньги у оборванца. Я без проблем заказывал еду и снимал комнату на ночь. И так практически везде. Так что, я очень благодарен тому моему первому попутчику. Сейчас я понимаю, как много проблем мне удалось избежать благодаря его совету.
Однако, удача сопутствовала мне не всегда. В Даоре, найдя подходящую забегаловку и заказав ужин, я уселся в зале ожидать заказ. И в это время заявился некий рыцарь. Из его пафосной и по большей части бессмысленной речи я понял, что он намеревается очистить город от всякого сброда, представители коего облюбовали это заведение. Меня позабавили его угрозы – как одинокий благородный воин будет противостоять двум десяткам головорезов? Тогда я почти ничего не знал о рыцарях из Школы Мечей, а всё услышанное считал нелепыми сказками.
Но поведение завсегдатаев заставило меня напрячься. О всеобщем смехе, которого я ожидал, не было и речи. Никто даже не улыбнулся. Я кожей ощущал переполнявший людей страх.
Когда самые отчаянные ринулись к выходу, рыцарь начал действовать. Он едва шевельнулся, а самый шустрый беглец отлетел в сторону с раздробленным черепом. Началась паника. Люди с криками ломились в окна, толкаясь и мешая друг другу. Рыцарь перемещался с фантастической скоростью и убивал мгновенно, никому не давая уйти. Глядя на эту резню, я понял: жив я лишь потому, что оцепенел от страха. Стоит попытаться бежать, и следующий смертельный удар достанется мне.
Воин замер посреди залитого кровью зала, опутанный моей магической сетью. Его ненавидящий взгляд вонзился в мои глаза, и меня прошиб холодный пот. Как он понял, кто наложил чары? Я убил его мгновением позже, просто исторгнув душу, и устремился к выходу вместе с паникующими людьми.
Даор я покинул тем же днём, не рискнув остаться там на ночь. По городу рыскали другие воины и искали мага, убившего их товарища. К счастью, как выглядел оный маг, они не знали.
Слушая разговоры в тавернах и беседуя с попутчиками, я постоянно слышал о войне между магами и рыцарями. Причины каждый человек видел разные. Наиболее правдоподобной мне казалась взаимная неприязнь. Но даже эта причина слишком незначительна, чтобы развязывать войну. Катаронцы, похоже, считали иначе. И у волшебников, и у рыцарей имелись свои ярые сторонники. Первые утверждали, что Катароном испокон веков правили маги, и правили мудро, ведя победоносные войны с солнечными эльфами. А воины из Школы Мечей – просто выскочки-простолюдины, дорвавшиеся до власти. Другие возмущались несправедливым отбором Гильдии магов: волшебником мог стать только дворянин, даже самых талантливых простолюдинов в Гильдию не принимали. А Школа Мечей каждому давала шанс выбиться из грязи. И рыцари, делающие для государства не меньше магов, желали себе таких же привилегий.
Слушая эти истории, я вспоминал слова Аньи о воинственных катаронцах и мирных солнечных эльфах. И всё больше убеждался в её правоте. Катаронцы, похоже, жить не могли без войны. Но меня несказанно удивляло, что врагов они ищут в собственной стране. В этом я видел слабую руку катаронского императора, неспособного управлять своим народом.
В целом, дорога через Катарон оказалась куда проще, чем я опасался. Образ нищего был весьма полезен. На одинокого оборванца редко нападали разбойники, а если кто и дерзал – жестоко расплачивался за это. Живыми от меня не уходили. И, как я уже упоминал, довольно часто путешественники предлагали подвезти меня. Поначалу я считал это удачными случайностями, потом – странной катаронской традицией. Пока не узнал от одного попутчика, что, подвозя нищего, человек получает благословление Пресветлых Сестёр. Пожалуй, это действительно работало, так как разбойники при мне на обозы не нападали. Кроме одного случая.
Я шёл от Секветы к деревням Блаженных. О них я успел услышать много странного – то ли сектанты, то ли дикари, то ли просто трусы. В чём сходились абсолютно все говорившие о них катаронцы – Блаженные против войны с Онрилл-Этилом.
И вот, на пути к одной из их деревень, меня подобрал местный крестьянин, возвращавшийся из Секветы. Куда больше он напоминал торговца, но упорно называл себя крестьянином, объясняя это тем, что не торгует, а обменивает плоды своего труда и труда односельчан на нужные деревне вещи. Представился он Марком, а вёз в деревню два полных рудой обоза. Одним правил сам, другим – его сын. С ними ехало четыре рослых мужика, как я подумал – наёмные охранники. Но оказалось, все четверо – родственники Марка. Кем они ему приходятся, я не понял, хотя он и говорил. Сказывалось моё незнание родственных связей.