Братство
Шрифт:
– Какое имеет значение, что они говорят и что думают? Дело не в этом. Надо на все смотреть с точки зрения здравого смысла. Твои родственники поселили девушку в эту комнату, и пусть теперь они ее забирают, да поживее. Тут вопрос только в том, что полезно для здоровья, понимаешь?
– Я понимаю только, что для моего здоровья отнюдь не полезно иметь с ними дело; и я не буду. Я не верю, что можно помочь людям, которые отталкивают твою помощь.
Мартин свистнул.
– Ты - грубое животное, Мартин, вот что я тебе скажу, - проговорила Тайми.
– Просто "животное", а не "грубое животное". Это разница.
– Тем хуже!
– Не думаю. Послушай, Тайми...
Тайми молчала.
– Посмотри мне в лицо.
Тайми медленно подняла на него глаза.
– Ну, что тебе?
– Ты с нами или нет?
– Конечно, с вами.
– Нет, ты не с нами.
– Нет, с вами!
– Ну, хорошо, не будем из-за этого ссориться. Дай руку.
Он накрыл ее руку ладонью. Лицо Тайми густо порозовело. Вдруг она высвободила руку.
– Смотри, вон идет дядя Хилери!
Это и в самом деле был Хилери, и впереди него семенила Миранда. Он шел, заложив руки за спину, опустив голову. Молодые люди молча смотрели на него.
– Погружен в самосозерцание, - пробормотал Мартин.
– Вот так он всегда расхаживает. Сейчас я ему доложу обо всем.
Лицо Тайми из розового стало пунцовым.
– Не надо!
– Почему?
– Ну, потому, что... из-за этих...
Она не могла произнести слово "нарядов": это выдало бы ее тайные мысли.
Хилери направлялся, по-видимому, прямо к их скамье, но Миранда, завидев Мартина, остановилась. "Вот человек действия, - казалось, говорила она, тот, что треплет меня за уши". И, стараясь увести хозяина, будто без всякого умысла повернула в сторону. Но Хилери уже заметил племянницу. Он подошел к ней и сел рядом.
– Вас-то нам и нужно, - сказал Мартин, медленно оглядывая его, как оглядывает молодой пес более старую и другой породы собаку.
– Мы с Тайни ходили к Хьюзам на Хаумд-стрит. Там заваривается настоящая каша. Вы или кто-то там из вас поселили туда девушку, так вот теперь забирайте ее оттуда, и как можно скорее.
Хилери сразу же будто ушел в себя.
– Расскажите все как есть, - сказал он.
– Жена Хьюза ревнует его к девушке - в этом вся беда.
– Вот как! И в этом вся беда?
Тайми вмешалась.
– Абсолютно не понимаю, при чем тут дядя Хилери. Если им угодно вести себя так отвратительно... Я не знала, какие они, эти бедные, я не думала, что они способны на такое! Я убеждена, что девушка не стоит того, чтобы о ней заботиться, да и женщина эта тоже.
– Я не говорил, что они этого стоят, - проворчал Мартин.
– Дело не в этом. Важно, что полезно для здоровья.
Хилери переводил взгляд с одного на другую.
– Понимаю, - сказал он.
– А мне казалось, что тут дело, быть может, более деликатного свойства.
Губы Мартина искривились.
– Вечно вы с вашей хваленой деликатностью! Что от нее толку? Был ли когда от нее прок? Право, какое-то проклятие лежит на всех вас. Почему вы никогда не действуете? Думать можно потом.
Впалые щеки Хилери покрылись краской.
– А ты, Мартин, никогда не думаешь прежде, чем начать действовать?
Мартин поднялся и стоял, глядя на Хилери сверху вниз.
– Послушайте, - начал он, - я не желаю вникать во все ваши тонкости. Я полагаюсь на свои глаза и нос. Я вижу, что женщина, если такое истеричное состояние у нее не пройдет, не сможет кормить ребенка грудью. Речь идет о здоровье их обоих.
– Для тебя все сводится только к здоровью?
– Да. Возьмите любую проблему. Ну, хотя бы ту же бедноту. Что им требуется? Здоровье. Ничего, кроме здоровья. Открытия и изобретения прошлого столетия выбили основу из-под старого порядка вещей, и наш долг - создать новую основу, основу здоровья, и мы это сделаем. Простой народ еще сам не понимает, что ему нужно, но он ищет, и, когда мы покажем ему истину, он ухватится за нее немедленно.
– А кто это "мы"?
– тихо спросил Хилери.
– Кто мы? Я вам вот что скажу. Пока почтенные реформаторы пререкаются между собой, мы спокойно подойдем и проглотим их всех оптом. Мы осознали тот факт, что не теория является основанием для реформ. Мы действуем на основании того, что подсказывают нам наши глаза и носы. Если мы видим и обоняем нечто скверное, мы это скверное исправляем практическими и научными мерами.
– И эти же меры вы применяете к человеческой природе?
– Человеческой природе как раз и свойственно стремиться к здоровью.
– Не знаю, не знаю... Я пока этого не вижу.
– Возьмите хотя бы случай с этой женщиной.
– Да, возьмем хотя бы ее случай. На этом примере, Мартин, твои доказательства мне не очень ясны.
– Она никуда не годится: жалкое существо. И муж ее тоже. Если человек был ранен в голову и к тому же пьет, дело его дрянь. И девушка тоже никуда не годится: заурядная девица, падкая на развлечения.
Тайми вспыхнула, и Хилери, заметив это, прикусил губу.
– Единственно, кто стоит внимания, - это дети. Тут этот младенец... Ну, так вот, самое главное, как я сказал, это чтобы мать могла нормально его выходить. Уразумейте этот факт, а все остальное пошлите к черту!
– Ты меня прости, но мне как-то трудно отделить вопрос о здоровье ребенка от всех других обстоятельств этой истории.
Мартин ухмыльнулся.
– И вы, конечно, используете это как предлог, чтобы ничего не сделать.
Тайми быстро вложила свою руку в руку Хилери.
– Нет, ты действительно грубое животное. Мартин, - шепнула она.