Братство
Шрифт:
— Позвольте, сударь! Давайте это обсудим…
Праздник продолжался.
Степан пригубил немного аперитива и на этом ограничился: после попойки в румынской таверне с Куклюмбером и Генагогом к алкоголю он относился прохладно. Так же вменяем был трезвенник Бюргер, который уже минут десять развлекался тем, что бросал шпагу морского волка в старинный буфет на манер дротика.
А вот остальные набрались порядочно.
Парадный мундир Кулио был расстегнут, форменная рубашка помялась, а галстук вообще валялся
— Как на халяву водку хлестать — так всем не влом было подрядиться, да? А когда реально мир спасать пришлось — по кустам? Вразброд? А кишки на турбину никто, случайно, намотать не хочет?
— Вот это правильно! — кивал Генагог и бахал древком трезубца по полу. — Вот это по-нашему!
Куклюмбер соорудил из своего песцового манто лассо и демонстрировал тете Эмме чудеса ловкости. Аттракцион назывался «Зааркань Эльфа». Эльф, визжа от радости, бегал по зале и мимоходом дарил всем исключительно дружеские поцелуи. Коротышка в последнее время был особенно счастлив, потому что каждый день чатился с Томми.
Фантик, Киборг и Викинг резались в преф. Каждый из них, залихватски глотая коньяк из горла, уже раз по пять заказывал «мизер», и поэтому «горы» у всех троих были выше тибетских.
Шу показывал Моху магические фокусы. Зрелище было не для слабонервных. Пьянющий в слюни Маг создавал вокруг розовощекого толстяка кольцо огня и запускал рядом с ним шаровую молнию. Мох носился по кругу от грозно потрескивающей сферы как угорелый и крыл матюгами сверхъестественные хреновины…
А Степан смотрел на всё это форменное безобразие, и лишь одна мысль пульсировала в мозгу: что решат эти разгильдяи завтра? Кто-то из них ведь полетит с Кулио, а кто-то останется на Земле.
И не станет больше Братства…
За спиной вежливо кашлянули. Степан обернулся и увидел охранника, который старался сохранять деловой вид, но краем глаза наблюдал за царящим вокруг бедламом, и лицо его не могло полностью скрыть эмоций.
— Мистер Степан, — обратился он. — Там вас спрашивает какой-то человек. Я знаю, что было велено не отвлекать, но посетитель утверждает, что знаком с вами и проделал долгий путь.
— Хорошо, спасибо. Проводите в переговорку на втором этаже. Я сейчас поднимусь.
— Слушаюсь.
Охранник откланялся.
«Странно, кто бы это мог быть в такой поздний час?» — подумал Степан.
Глотнул минералки, одернул новый пиджак и вышел из залы, тихонько притворив за собой тяжелую дверь. Поднимаясь по лестнице, он все никак не мог отделаться от противоречивых мыслей.
Не мог решить.
С одной стороны, Степану очень хотелось отправиться вместе с Кулио к звездам, навстречу небывалым приключениям, новым горизонтам, навстречу открытому пути. А с другой — жаль было покидать родной дом. Ведь на этой неуклюжей планете он появился на свет, вырос. Здесь — его маман. Его город. Здесь — его мир…
В переговорке было тихо. Отблески свечей, горевших в тяжелых канделябрах, дрожали на старинной мебели, ковер под ногами был похож на какое-то мистическое покрывало. Пахло миндалем, стеарином и дорогим табаком.
Посреди комнаты стоял Генрих Карлович. Редактор провинциальной газетенки, в штат которой Степан так мечтал попасть.
Господи, как же давно это было.
— Здравствуйте.
Редактор вздрогнул, резко обернулся.
— О! Здравствуй, голубчик! Как хорошо, что я добрался до тебя! — Генрих Карлович засеменил к Степану, схватил за руку и принялся усердно ее трясти. — Не хотел посылать никого из сотрудников. Думаю, поеду лично, чтобы наверняка…
— Вам налить чего-нибудь выпить?
Редактор туповато посмотрел на Степана, усваивая информацию. Потом замотал головой:
— Нет-нет. Я вот, собственно, о чем хотел спросить, голубчик…
Генрих Карлович замялся. Видимо, ему было непросто перешагнуть психологический барьер и обратиться с просьбой, а не с требованием, к бывшему подчиненному. Наконец он решился. Проговорил:
— Я вот, собственно… Не мог бы ты мне, голубчик, дать эксклюзивное интервью для нашей газеты? Это будет настоящая сенсация!
Степан думал не больше секунды.
— Нет.
Редактор опешил. Правая его щека еле заметно задергалась. В конце концов, он нашел в себе силы спросить:
— Но почему?
Пламя свечей дрогнуло от сквозняка, и тени запрыгали по всей комнате непокорными призраками.
— Бесперспективняк, — тихо сказал Степан.
Прислушался к ощущениям.
Противной горечи во рту не возникло.
Редактор смотрел на него, непонимающе моргая, раззявив рот. Смешной и нелепый среди этой тибетской роскоши. Лишний.
И неожиданно Степан понял, что ответит завтра Кулио. Понял и вздрогнул. Но смятение длилось лишь миг. А потом на его место пришло небывалое спокойствие и уверенность в будущем.
Ведь будущее — уже сейчас.
Степан улыбнулся, взглянул Генриху Карловичу прямо в глаза и еще раз со смаком произнес:
— Бесперспективняк.