Братва особого назначения, или Демьян и три рекетера!
Шрифт:
Слова здесь были ни к чему. Дёма снова оприходовал московского гостя, за прочириканную им арию и угрозу застрелить, по загипсованному «пятаку», совсем как в баре «Степногорский Мулен-Руж».
Хрустнула гипсовая повязка, и «целый полковник» опустил свой намозоленный зад кабинетного трудяги на асфальт.
Дёма подобрал выпавший из полковничьих рук пистолет, чтобы тот своим грозным видом людей зря не пугал. Обойму Пятак вынул, пистолет в мусорный бачок выкинул, патроны в канаву бросил. Под одобрительные взгляды водителей
За рёвом ржавого глушака не услышал он угрожающей тирады в свой адрес со стороны «Клавдии Шифер», склонившейся над Сушёным, который корчился от боли, приходя в себя на грязном асфальте бензоколонки.
Демьян, может, и плохо в школе учился, но кое-чего всё-таки соображал! Понял он, что дальше по шоссе ехать на этой засвеченной «пятере» ему теперь нельзя!
До Центра всего сто километров оставалось, когда свернул он на первой же дорожке, ведущей к железной дороге. Там у платформы Пятак оставил машину возле общественного туалета, на стене которого было написано по-иностранному: «FUCK».
«Да, у нас в Степногорске так не умеют… — подумал про себя Демьян, поднимаясь на совершенно пустую платформу. — Все больше слово на букву „X“ пишут… Вот она, центровая культура, уже на дальних подступах ощущается её дыхание».
Демьян зашёл в вагон подошедшей электрички, выбрал себе местечко напротив симпатичной девушки и сел на почти свободную деревянную скамью, осторожно, чтоб не помять случайно, подвинув в сторону какого-то хилого школьника-очкарика.
— Что читаем? — добродушно спросил он у девушки.
Та не ответила, только поджала губки и ещё ближе придвинула к близоруким глазам учебник английского языка.
— Молодец, Софья Ковалевская! Учись. Мы тебе мешать не будем, — весело сказал Демьян, отворачиваясь к окошку.
За окнами мелькали кусты, поля с непонятной растительностью, какие-то ржавые брошенные трактора… Скука!
На следующей остановке сразу с двух сторон ввалились в вагон контролёры:
— Граждане, приготовьте билетики!
Очкарик, которого Демьян давеча плечом подвинул, как-то занервничал, заёрзал на деревянной скамье, засуетился.
Контролёр приблизился к ним. Девушка с учебником английского, не глядя, протянула ему билет. Тот сделал в билете дырочку никелированным компостером и вопросительно уставился на школьника…
— Ваш билетик, юноша? — спросил контролёр…
Очкарик, тщательно изображая желание найти билет, стал искать в карманах своих штанов.
— Биле-е-т…? — нетерпеливо повысил голос контролёр…
Парень вспотел. Он рылся в карманах, что-то бормоча под нос: дескать, билет был, да где-то потерялся…
— Слышь, братан, оставь его, — обратился Демьян к контролёру, — не видишь, что ли, что пацан со мной? — и выразительно поглядел
— А?.. — почему-то запинаясь, спросил контролёр, — а… вы с кем?
— Я, — вальяжно откинувшись на деревянную спинку, ответил Демьян, — а я завсегда с моим здоровьем и силой. Мало?
— Нет, нет, достаточно! — пятясь, ответил контролёр, — мне неприятности не нужны… — И, уже обращаясь к своему напарнику, крикнул:
— Толя, здесь все в порядке, пошли в следующий вагон!
Когда контролёры ушли, очкарик промямлил что-то про благодарность, а Демьян похлопал очкарика по плечу и, скосив глаза на девушку с учебником английского, назидательно произнёс:
— Ученье, конечно, свет, но ты, ботаник недоделанный, либо качайся, либо билет покупай. Третьего в жизни не дано!
Глава вторая
ОБ ЭТОМ, БРАТЕЛЛО, НЕ ВСПОМНИТЬ НЕЛЬЗЯ, НА «СТРЕЛКИ» ПРИХОДЯТ ВРАГИ И ДРУЗЬЯ…
Против лома нет приёма, как говаривал умный Лом Барнаулов. Против Дёминых привычек тоже не было приёма. У самого вокзала попёр Дёма напролом через толпу, под ноги не глядя, и наступил какому-то «реальному» пацану, прикинутому во все адидасовское, на фирменную кроссовку. Пацан тот стоял с такими же реальными ребятами и проступок Дёмы без внимания не оставил.
— Ты куда прёшь, деревня? — возмутился браток. — Видишь, ты мне фирменный «Адидас» испачкал, лудило сельское!
У Демьяна кулак сам собой вверх пошёл, но, взглянув на испачканную кроссовку, Пятак бить не стал, а лишь рассмеялся:
— Настоящий «Адидас», говоришь?! Братан, кто тебе такое сказал? Я на «фирму» не наступаю. Не то воспитание. Фуфло твои кроссовки, брат.
— Да ты что? Я кроссовки в фирменном бутике за триста баксов брал! В «Адидасе» я за километр секу!
— Не знаю, что ты сечёшь в «Адидасе», — веселясь все больше, сказал Демьян, — а только шили их у нас в Степногорске, в подвале клуба. Видишь белый треугольник? Когда у Мкртчяна дырка получалась, он всегда такой треугольник сверху нашивал. Ты язычок у кроссовки-то надорви, сам увидишь.
— Давай, Петька, может, не «гонит» он! Вдруг, и правда, туфта? — загудели его приятели. — А если «гонит», деревня, так мы его твои кроссовки сожрать заставим. За «базар» ответит, вопросов нет!
Петька-фирмач нагнулся, надорвал шов на язычке кроссовки, запихнул в дырку палец и достал оттуда маленькую бумажку.
— Малява какая-то… — растерялся фирмач. — «Красовка нумер пядьсот. Посвищаитса тёте Доре из Эревана»… — медленно прочитал фирмач. Лицо его сделалось жутко красным, и он, как мулла с минарета, только очень тихо, простонал: