Братья по оружию или Возвращение из крестовых походов
Шрифт:
Так разговаривал сам с собой Герень, когда юноша в зеленой тунике, спешивший навстречу, остановился перед ним и, обращаясь к пажу, сопровождавшему министра, спросил:
– Не подскажете ли, как мне пройти в сад замка?
– Для этого вам придется вернуться назад, – отвечал тот. – Когда вы пройдете не меньше полумили, то окажетесь в городе, а оттуда до замка рукой подать. Но кого вы хотите найти в саду?
– Мне нужен граф Овернский, – ответил юноша, – по очень важному делу. Меня уверяли, что эта дорога намного короче. Будь прокляты те, кто послал меня сюда! Мерзкие
Герень не уловил ни слова из этого разговора, настолько занят был он другим диалогом.
– И именно таковы приказания моего отца? – спрашивала Агнесса, и Гереню показалось, что королева была смущена.
– Точно так, государыня, – подтвердил граф. – И он заклинает вас выполнить свой дочерний долг. Он заклинает всеми обетами, самыми драгоценными, самыми священными…
Продолжение разговора было потеряно для министра, поскольку собеседники вновь удалились и шли теперь по другой аллее. Он продолжал прислушиваться еще несколько минут, но ничего не услышал, кроме топота копыт скачущих по лесу лошадей. Удивленный, он обернулся и увидел короля, которого сопровождали двенадцать вооруженных воинов. Судя по всему, они направлялись в замок.
Не доезжая до места, где находился Герень, Филипп спешился и передал своего коня одному из оруженосцев.
– Я пройду через сад, – сказал он, – а вы отправляйтесь в обход. Но, заклинаю, ведите себя как можно тише и не привлекайте к себе излишнего внимания горожан. Я боюсь, что добрые жители, узнав о моем возвращении, завалят меня жалобами. Если бы не это проклятое отлучение!..
Он был уже в нескольких шагах от Гереня, но так и не заметил его, настолько был занят своими нелегкими думами.
– Счастливый Саладин! У тебя нет такого жреца, который посмел бы возмутить твой домашний покой!.. Клянусь небом, я приму твою веру и стану мусульманином! – скрестив на груди руки, вскричал он в отчаянии.
Тут он поднял глаза и встретился взглядом с глазами министра.
– А, это ты, Герень, – удивился король. – Неужели проклятие выгнало и тебя из города?
– Нет, не это, мой государь. Я пришел сюда по другой причине, – ответил министр. – Хотел побыть в тишине, чтобы спокойно обдумать кое-какие проблемы. – Отправляйся-ка в замок, – сказал он своему пажу. – Мне нужно поговорить с королем, и разговор этот не для чужих ушей.
Он подождал, пока паж не скрылся из виду, затем продолжил:
– Известно ли вам, государь, что, не менее чем в пятидесяти провинциях нашего королевства, народ берется за оружие. Подстегиваемые многими и многими баронами, они готовят вооруженное восстание, и боюсь, государь, что их действия направлены вовсе не в вашу пользу.
– Мы остановим их, Герень! – твердо сказал король. – Мы выступим против них и докажем низким вассалам, что у них есть еще повелитель! – бросил он на ходу, направляясь к саду.
Но, словно вспомнив о чем-то важном, он вдруг остановился и, пошарив в кармане, достал из него листок пергамента.
– Эту бумагу я нашел на своем столе, в Гурне. – сказал он, передавая листок министру. – Хотел бы я знать, кто мне ее подсунул. Поступок нелепый и странный,
Герень взглянул на записку и тотчас узнал почерк каноника святой Берты. «Сир король, – прочел он вслух, – остерегайтесь графа Овернского!» Но не успел он сделать каких-либо замечаний по поводу этой записки, как из сада вновь донеслись голоса, которые с каждой минутой становились слышны все отчетливее. Филипп замер, насторожившись: он не мог не узнать голос своей супруги.
– Королева? – удивился и обрадовался он. – Конечно же, это Агнесса!
При одном только имени, столь для него драгоценном, все его печали, все неприятности рассеялись в тот же миг, как исчезает роса под лучами жаркого солнца. Морщины на лбу разгладились, а черты лица приняли добродушное выражение.
– Но что я слышу! – снова насторожился он, – она не одна? Кто ее собеседник? Вам знаком этот голос, Герень?
– Я думаю… мне кажется, государь… – мямлил министр, явно смущенный, – мне кажется, это граф Овернский.
– Вы думаете!.. Вам кажется!.. – вознегодовал король. Кровь бросилась ему в голову, и голубые вены яснее обозначились на его лбу. – Граф Овернский?.. Но что же вас так смутило, епископ? Вы покраснели, словно юнец, тогда как, казалось бы, ничто не должно вас смущать!.. Что все, это значит? Молчите? Ладно… Клянусь богом, я сам доберусь до правды!
Разгневанный, он выхватил из кармана ключ и быстро пошел к калитке. Но в эту минуту голоса приблизились настолько, что каждое слово звучало вполне отчетливо. Не сумев побороть искушения, Филипп остановился и прислушался.
– Запомните это раз и навсегда, Тибольд! – взволнованно говорила Агнесса. – Не предавайтесь иллюзиям и не принуждайте меня более. Я ценю вашу откровенность, но несмотря ни на что, невзирая даже на собственные мои чувства, я не предам короля и буду верна ему до конца. Он мой супруг – этим все сказано. Долг связывает меня подчиняться ему во всем, потакать малейшим его капризам и не покидать его никогда. Вы поняли, граф? Я никогда не оставлю своего мужа!
Эти слова, равно как и подозрительное смущение министра, произвели сильное впечатление на Филиппа, лишив его рассудка. Он сжал кулаки, вне себя от ярости. Вспомнилось все: и странное предупреждение, которое он получил в Турне, и то, что говорил ему шут в Венсенском лесу.
– Она не любит меня! – не смог удержаться он от горькой обиды. – Нет, не любит! И это после всего, что я для нее сделал, чем ради нее пожертвовал. Но он-то, он… Клянусь, он не уйдет от меня! Я отомщу за свой позор и не успокоюсь, пока не увижу его окровавленный труп у своих ног!
Эти пламенные взоры, сжатые кулаки, вены, вздувшиеся на лбу, яснее ясного говорили о том, в каком состоянии находился сейчас король. А последняя фраза, которую он обронил против своей воли, прозвучала настолько отчетливо, что Герень лишь утвердился в своих подозрениях. Он бросился на колени перед монархом, загородив собой путь к калитке, и, крепко обхватив его ноги, умоляюще взглянул на Филиппа.