Братья по оружию. Танец отражений. Память
Шрифт:
Майлз застыл, учащенно дыша:
– Вот дерьмо!
– Что с тобой, кузенчик?
– Эти люди пытаются меня убить!
– Нет, не пытаются. Это означало бы начать войну. У нас сейчас с ними нечто вроде мира – забыл?
– Ну, они пытаются убить адмирала Нейсмита.
– Который вчера исчез.
– Угу, но… Одна из причин, из-за чего столько продержалась вся эта штука с дендарийцами, – расстояние. Адмирал Нейсмит и лейтенант Форкосиган не приближались друг к другу и на сто световых лет. Мы еще никогда не оказывались на одной и
– Но если твоя дендарийская форма в шкафу, как можно определить, что Форкосиган и Нейсмит – один и тот же человек?
– Айвен, сколько на этой чертовой планете темноволосых сероглазых горбунов ростом метр сорок пять? Ты что, на каждом углу спотыкаешься о дерганых карликов?
– На планете с населением в девять миллиардов, – спокойно ответил Айвен, – всякой твари по паре, а то и по шесть штук. Успокойся. – Он помолчал. – Знаешь, я впервые слышу, чтобы ты произнес это слово.
– Какое?
– Горбун. Ты ведь не горбун, Майлз. – Айвен следил за ним с тревогой и сочувствием.
Майлз сжал кулак, потом резко разжал его, словно отбрасывая что-то.
– Короче: цетагандийцы. Если у них есть человек, занимающийся тем, чем занимаешься ты…
Айвен кивнул:
– Я его видел. Его зовут гем-лейтенант Табор.
– Тогда им известно, что дендарийцы сейчас здесь, и адмирал Нейсмит тоже. У них, наверное, есть список всего, что мы заказали по комм-сети. Или скоро будет – когда они начнут нами заниматься.
– Может, они и следят за вами, но приказы сверху цетагандийцы получают не быстрее нашего, – резонно возразил Айвен. – Да и вообще у них нехватка персонала. Наш персонал службы безопасности вчетверо больше, чем у них, – из-за комаррцев. Хоть это и Земля, но все равно земные посольства – вещь второсортная, для них еще больше, чем для нас. Не дрейфь! – Айвен картинно выпрямился в кресле, скрестив руки на груди. – Твой кузен защитит тебя!
– Ах как утешительно, – пробормотал Майлз.
В ответ на этот сарказм Айвен только ухмыльнулся и снова принялся за работу.
В тихой, скучной комнатке день тянулся бесконечно. Майлз вдруг обнаружил, что его клаустрофобия принимает чудовищный масштаб. Он то совался зачем-нибудь к Айвену, то метался от стены к стене.
– Знаешь, то, что ты делаешь, можно сделать вдвое быстрее, – заметил Майлз Айвену, возившемуся со своим отчетом.
– Но тогда я закончу его еще до ленча, – объяснил Айвен, – и мне нечего будет делать. Вообще.
– Наверняка Галени что-нибудь придумает.
– Именно этого я и боюсь. И без того конец рабочего дня уже скоро. А потом мы идем на прием.
– Нет, это ты идешь на прием. А я иду к себе в комнату, согласно приказанию. Может, там наконец-то высплюсь.
– Правильно. Во всем нужно видеть светлые стороны, – одобрил Айвен. – Если хочешь, я позанимаюсь с тобой в гимнастическом зале посольства: ты что-то неважно выглядишь. Бледный какой-то и… э-э… бледный.
«Старый, – подумал Майлз. – Вот что ты побоялся сказать». Он взглянул на свое искаженное отражение в хромированной пластине комм-пульта. Неужели дела настолько плохи?
– Физические упражнения, – Айвен важно постучал себя по груди, – пойдут тебе на пользу.
– Еще бы, – пробормотал Майлз.
* * *
Распорядок дня установился быстро. Айвен будил Майлза – они жили в одной комнате, – потом занятия в гимнастическом зале, душ, завтрак… И работа в пункте сбора данных. Майлз уже начал думать, что ему больше не увидеть прекрасный солнечный свет Земли. По прошествии трех дней он взял на себя загрузку компьютера и теперь заканчивал работу в полдень, чтобы во второй половине дня читать и заниматься. Майлз с жадностью поглощал все: правила посольской деятельности и устав разведки, историю Земли, галактические новости… В конце дня они с Айвеном устраивали себе еще одну разминку в гимнастическом зале. В те вечера, когда Айвен оставался дома, Майлз смотрел с ним вид-мелодрамы, а когда его не было – путешествия по всем тем интересным местам, куда его не пускали.
Элли ежедневно связывалась с ним по зашифрованному комм-каналу, сообщая о дендарийском флоте, по-прежнему остававшемуся на орбите. Наедине с этим комм-устройством Майлз испытывал все большую жажду слышать голос Элли. Ее доклады были сжатыми, но потом они принимались болтать о пустяках, и Майлзу становилось все труднее отключать связь, а Элли никогда не делала этого первой. Он предавался фантазиям, как будет ухаживать за ней в своем истинном обличье, потому что как знать, согласится ли блистательный коммандер встречаться с каким-то там лейтенантишкой? Да и понравится ли Элли вообще лорд Форкосиган? И разрешит ли ему Галени выйти из посольства, чтобы он смог наконец это выяснить?
Майлз решил, что десять дней добродетельной жизни, физических упражнений и регулярного распорядка дня не пошли ему на пользу. В нем скопилось слишком много энергии. Она не находила никакого выхода в обездвиженном лорде Форкосигане – и это в то время, когда дел, требующих внимания адмирала Нейсмита, становилось все больше, и больше, и больше…
– Ты перестанешь дергаться, Майлз? – не выдержал Айвен. – Сядь. Дыши глубже. Посиди неподвижно хоть пять минут. Ты сможешь, если постараешься.
Майлз сделал еще круг по компьютерному залу, потом бросился в кресло.
– Почему Галени до сих пор меня не вызвал? Курьер из штаб-квартиры сектора вернулся час назад!
– Ну так дай человеку сходить в туалет и выпить чашку кофе! Дай Галени прочесть сообщения. Сейчас нет войны, у всех масса времени, и все сидят и строчат рапорты. Люди обидятся, если никто не станет их читать.
– В том-то и беда войск, находящихся на содержании, – усмехнулся Майлз. – Вы избаловались. Вам платят за то, чтобы вы не воевали.