Братья
Шрифт:
Варвара Михайловна остановилась, помолчала и решительным движением поправила на себе скатившееся пальто. Снова закуталась получше, и снова улыбка тронула ее губы насмешкой и обидой.
— Должен же ты хоть раз подумать, что для меня оскорбительна эта моя… второстепенность в твоей жизни.
Никита поднял голову. Взгляд его был усталым, отягощенным неповоротливой мыслью, которая как будто через силу волочилась за словами Варвары Михайловны.
— Я не понимаю тебя, — произнес он надорванным голосом.
—
— Ты предъявляешь иск к музыке? — изумился Никита. — Но… почему именно сегодня? Чтобы сделать это чувствительней, да? Неужели из жестокости?
— Тебе больно? — почти весело и с удовольствием спросила Варвара Михайловна, но тотчас в глазах у ней мелькнула черствая усмешка, и она быстро досказала: — А думал ли ты хоть раз, как больно мне?
Прищурившись, она подождала ответа и с видимым спокойствием продолжала:
— Ты поражен моим иском к музыке, да? Такая ревность была бы не столько удивительна, сколько смешна. Нет, не об одной музыке разговор. В сущности, тебе безразлично, какой человек живет с тобой рядом. Важно только, чтобы жил, чтобы эта вторая жизнь облегчала твою — первую, главную… как это сказать? — чтобы тебя здесь заряжали, а там ты стрелял бы. А у меня нет ни первой, ни второй жизни, у меня — единственная, вот эта, в которой я живу и чувствую, что начинаю исполнять для тебя какую-то служебную роль.
— Варя!
— Ну, что? — подхватила она. — Разве не так? Разве я не понимаю, что ты пришел ко мне только потому, что тебе некуда больше идти? Нет, нет, постой! Я говорю не о том, что ты пришел сейчас…
— О чем же, о чем? — в изнеможении воскликнул Никита. — Зачем ты все это?
Варвара Михайловна соскользнула с постели и, кое-как прикрыв одеялом ноги, пересела ближе к Никите. Наклонясь к нему, заглядывая в его глаза, она горячо прошептала:
— Я никогда не забуду, что ты стал моим только потому, что тебя оттолкнула Ирина! Ты для меня — как подачка из рук этой девчонки!
Она чуть-чуть ухмыльнулась и добавила:
— Я не настолько бедна…
— Что с тобой сегодня, Варвара? Что это за суд?
Варвара Михайловна уселась в кровати по-старому и заботливо укутывала ноги, поправляя на плечах непокорное пальто. Когда сидеть стало удобно и тепло, она опять наполовину спрятала в воротник лицо и улыбнулась.
— Ну, пожалуй, я сказала все, что хотела. Впрочем… Знаешь, Никита, кажется, со мной случилось, как бывает с очень упрямыми людьми, они бьются, бьются, а когда достигнут цели — оказывается, что она уже вовсе не так нужна. Когда
— Добилась? — прервал ее Никита.
— Когда добилась тебя, добилась того, что буду иметь от тебя ребенка, — перечисляла Варвара Михайловна, словно разговаривая сама с собой, — мне стало так, будто прежде, когда ты был недосягаемым Никитой Каревым, все было обольстительно-хорошо, все…
— Что ты сказала о ребенке? — снова перебил Никита.
— Что у меня будет ребенок, — просто, почти мельком ответила Варвара Михайловна.
— Ты знаешь это?
— Конечно, знаю.
— Почему ты мне не сказала? — чуть слышно выговорил Никита.
— Разве ты хочешь иметь ребенка? — удивилась Варвара Михайловна, немного приподняв брови и высовывая из воротника подбородок.
Тогда Никита с силой ухватил железную спинку кровати и крикнул:
— А разве ты спрашивала меня когда-нибудь, хочу я или не хочу…
— Чш-ш! Тише, не разбуди соседей, — улыбнулась Варвара Михайловна. — Ты сердишься. Я не ждала от тебя.
— Перестань шутить!
— Я не шучу. Я на самом деле не ожидала, что ты можешь рассердиться.
— Варя! — вдруг надломившись, простонал Никита.
И, точно перехватив его тоску, Варвара Михайловна осекшимся голосом разочарованно проговорила:
— Вот, ты уже и остыл. Милый мой, если бы ты разгневался, возмутился! А ты и умен для этого, и добродетелен…
Никита отошел в сторону и стоял молча, спиной к Варваре Михайловне. Она сбросила с себя пальто, легла и закрылась одеялом. Спустя минуту она позвала:
— Никита!
Он не откликнулся.
— Никита, — сказала она примиряющим, мягким тоном, — неужели ты мог бы связать себя со мною надолго?
— Я вижу, тебе нет дела до моих желаний, — отозвался Никита.
— Разве у тебя есть какие-нибудь желания?
Он промолчал, потом обернулся и спросил:
— Что ты думаешь о ребенке?
— Что о нем думать? Пока я буду его ждать. А там…
Она живо приподнялась на локоть и засмеялась так, как будто до сих пор весь разговор был очень игривой и легкой болтовней:
— Знаешь, Никита, я недавно проходила мимо Смольного и встретила замечательную женщину: справа у нее под мышкой — портфель, а слева — младенец, ей-богу! Через плечо вот такой лямкой — платок, и в нем младенец. Я бы тоже так могла, честное слово, ха-ха! Мне кажется, что за эти годы я страшно пристрастилась к необыкновенному. И мне до такой степени скучна всякая добродетель, что просто ужас!
— Это можно считать приговором? — глухо спросил Никита.
— Ну зачем такие слова, Карев! — воскликнула Варвара Михайловна, все еще сверкая своей улыбкой, — Мне просто кажется сейчас, что наша близость вряд ли долговечна… Подожди, куда ты? Куда ты? Куда ты, Никита?.. Никита!..