Брэкстен
Шрифт:
Сказать, что я эмоционально истощена, было бы преуменьшением. Я чувствую себя так, словно меня подхватил торнадо бесконечной суматохи. Добавьте к этому нескончаемые тупики, в которые мы продолжаем упираться, и они так же приносят досаду, как и поражение.
Если бы только нам удалось прерваться от всего этого и найти Хоббса — я отказываюсь называть его отцом, — тогда мы все смогли бы продолжить жить дальше, вот чего я хочу больше всего на свете. Жить без страха и боли. Свободно дарить и принимать любовь. Хочу последовать совету Тэтчера
С этой последней мыслью заканчиваю мыться и выключаю воду. Открыв дверцу душевой, надеваю халат и выхожу из ванной.
Оставляя на кафеле мокрые следы, направляюсь в спальню и роюсь в шкафу в поисках чего-нибудь из одежды, не уверенная, какой наряд подойдет для костра.
В итоге останавливаю свой выбор на черных леггинсах и длинном тонком свитере оливково-зеленого цвета. Из комода у противоположной стены комнаты достаю нижнее белье, с улыбкой выбирая что-нибудь для Брэкстена.
Мысленно покачав головой, закрываю ящик и поднимаю взгляд, задерживаясь на своем отражении в зеркале, чего я обычно стараюсь избегать.
Смотрю на почти исчезнувшие синяки на лице и замечаю в себе некие изменения. Несколько недель назад, очнувшись в больнице, я выглядела по-другому. Та девушка была избитой незнакомкой, она чувствовала себя одинокой и опустошенной.
В девушке, что смотрит на меня сейчас, хоть все еще и заметен страх неизвестности, но в ее глазах появилась искорка надежды, которой раньше там не было. Теперь у нее есть воспоминания о том, какой прекрасной может быть жизнь, и все благодаря одному мужчине.
Это заставляет меня понять, что синяки на моем лице — не единственные раны, которые начинают заживать.
Расстегнув верх халата, продолжаю осмотр своего тела и обнаруживаю, что там синяки тоже в основном исчезли, со временем они превратятся не более чем в болезненное воспоминание.
Этот момент триумфа длится недолго, когда я думаю об отметинах на спине. Шрамы, которые мне еще предстоит увидеть, потому что тогда я не была достаточно сильна, чтобы встретиться с правдой своего прошлого, но я была такой девушкой несколько недель назад. Сейчас я изменилась.
Эта мысль заставляет меня храбро повернуться спиной к зеркалу и еще ниже опустить халат, позволяя шелку упасть до ягодиц, окутывая мои руки.
Несмотря на смелый шаг, понимаю, что мои глаза закрыты от страха. Собрав все свое мужество, открываю их, и от увиденного у меня перехватывает дыхание.
Длинные, белые, зловещие шрамы пересекают кожу крест-накрест, они начинаются ниже лопаток, спускаются к пояснице и даже дальше к ягодицам.
«Ты была плохой девочкой, Алиса. Пришло время для твоего наказания».
Воспоминание
Я так погрузилась в свои мысли, что не слышу, как кто-то входит в дом, пока не становится слишком поздно. Дверь спальни, которая, как я думала, была заперта, распахивается.
— Брэкс, что случилось с... — Нокс резко останавливается, переступив порог комнаты, его холодный, мрачный взгляд прикован к изуродованной коже моей спины, выставленной напоказ.
Ужас охватывает каждую клеточку моего существа, заставляя двигаться. Спешно вернув халат на место, туго завязываю пояс вокруг талии.
— Я думал, что здесь мой брат. — Ни один мускул на его лице даже не дрогнул, несмотря на уродливую мешанину шрамов, свидетелем которой он только что стал.
— Он ушел рубить дрова с Джастисом и твоим отцом, — слова едва произносятся из-за унижения, перехватившего горло.
Единственный ответ, который я получаю, — это кивок, и Нокс поворачивается, чтобы уйти.
— Подожди! — выпаливаю я, прежде чем успеваю подумать.
Нокс останавливается, но не оборачивается, стоя ко мне спиной.
Понимая, что отступать теперь некуда, я совершаю прыжок, которого так боялась.
— Я только хочу извиниться, — говорю я тихо, пытаясь не ежиться. — Прости за неприятности, которые доставила тебе и твоей семье, прости, что родилась от ужасного человека, который причинил боль вам с братьями, но больше всего... — я судорожно сглатываю, прежде чем выдавить из себя самые важные слова. — Прости, что я влюбилась в твоего брата и что это причиняет тебе боль.
При последних словах Нокс поворачивается ко мне лицом, полоснув по мне взглядом. Я начинаю беспокоиться, что последнюю часть своего извинения мне следовало оставить при себе, но не могу взять слова обратно, потому что это правда.
— Я не хочу забирать его у тебя, — продолжаю я мягко. — Просто тоже хочу любить его.
Воцаряется тишина, пока я жду, что Нокс скажет что-нибудь... что угодно, но все, что я получаю, — тот же самый бесстрастный взгляд, каким он всегда награждал меня. Я опускаю голову, мое сердце замирает, когда я понимаю, что все идет не так, как я надеялась.
— Да, что же, возможно, у нас с тобой больше общего, чем я думал.
Моя голова вскидывается при его ответе, и в выражении его лица я замечаю нечто необычное. Твердая линия челюсти все та же, холодность никуда не делась, но во мраке его глаз мелькает что-то еще, некая... уязвимость. Она соперничает с болью, которую я ношу в своей душе.
Не говоря больше ни слова, он поворачивается и уходит.
Его ответ, возможно, и не одобрение, которого я так жажду, но небольшой шажок навстречу — и это самое большее, что я пока от него получила, и на данный момент мне этого достаточно.