Бремя идолов
Шрифт:
— Логично, — засмеялся Дронго, — очевидно, в вашей редакции выстроена строгая иерархия.
— Иначе нельзя, — вздохнул Сорокин, — развалят газету. Думаете, нам легко сохранять такой тираж?
В коридоре, куда они поднялись на лифте, курили два молодых сотрудника.
Увидев Главного, появившегося вместе с незнакомым человеком, оба потушили сигареты и ускользнули в соседний кабинет. Сорокин покачал головой и нарочито громко сказал: «Ох уж эти курильщики».
Секретарь Главного, сидевшая за столиком в приемной, при появлении шефа почтительно встала, как бы ожидая указаний. Дронго обратил внимание на
Сорокин попросил вызвать какого-то Корытина и, пропустив гостя вперед, вошел в кабинет, просторную, очень светлую комнату, обставленную не без канцелярских излишеств. Открыв массивный сейф, он достал из него три пачки крупных купюр и протянул гостю.
— Здесь двадцать пять тысяч.
— Спасибо. — Дронго положил их во внутренний карман пиджака. Он никогда не считал деньги.
Главный редактор, как бы забыв тут же о денежном вопросе, спросил:
— Вызывать людей сюда или хотите беседовать наедине?
— Только в вашем присутствии. Иначе они решат, что я следователь прокуратуры, и вообще не захотят ничего рассказывать. А еще лучше — вызовите кого-нибудь из заместителей и поручите меня его заботам.
— Я уже вызвал, — кивнул Сорокин, — Корытин Савелий Александрович, наш ответственный секретарь, неплохо знал Звонарева. Он, собственно, и привел его к нам. Если захотите, сначала побеседуете с ним, а уже потом с теми журналистами, которые вас заинтересуют. Он как раз один из тех двух журналистов, чьи фамилии я вам вчера отметил.
— У погибшего были друзья в редакции?
— Мы все были его друзьями. Но особенно близко он дружил с Олегом Точкиным.
— Это который пишет на криминальные темы?
— Вы неплохо знаете наших сотрудников, — удивился Сорокин.
— Иногда читаю их статьи, — признался Дронго. — Да, по-моему, «Московский фаталист» читает вся Москва.
— Раньше у нас был огромный тираж, — признался Сорокин, — сейчас он немного упал. Но это общий спад, и мы тут ничего не можем сделать. Хотя пока неплохо держимся.
— Разрешите, — в кабинет вошел человек лет сорока в больших роговых очках.
Редкие волосы тщательно маскировали уже весьма заметную лысину. Одетый в темно-синюю рубашку в клетку и серые брюки, он больше был похож на банковского клерка или бухгалтера, чем на журналиста.
— Входи, входи, — пригласил его Сорокин. — Вот, Савелий Александрович, это журналист из английской радиокомпании. Мистер… — он замялся, вспомнив, что не согласовал фамилию с ее «обладателем».
— Дино Корти, — нашелся Дронго, назвав первую пришедшую ему на ум итальянскую фамилию. В Европе ему часто говорили, что он похож на итальянца, а в гостиницах или в ресторанах, где он оставлял чаевые, его обычно благодарили по-итальянски.
— Господин Корти живет в Италии, — начал Сорокин, — он хочет встретиться и поговорить с нашими ребятами насчет погибшего Славы Звонарева. Они собираются делать о нем репортаж.
— У нас же никто не говорит по-итальянски, — удивился Корытин, — если по-английски, то тогда — да.
— Я говорю по-русски, — улыбнулся Дронго, изобразив мягкий акцент.
— Тогда проблем нет, — кивнул Корытин, — идемте ко мне, мы все обсудим.
Дронго поднялся, кивая на прощание Сорокину. В отличие от кабинета главного, где царил полный порядок и присутствовал некий шарм, небольшой кабинет «рабочей лошади» редакции являл собой пример полного творческого беспорядка.
— Садитесь, — и хозяин показал гостю на один из трех стульев, свободных от бумаг и подшивок.
Дронго сел, с любопытством оглядываясь.
— Вы работаете в России? — спросил его хозяин кабинета.
— В последнее время да, — кивнул Дронго.
— А вы хорошо говорите по-русски, — заметил Корытин. — Что вас интересует конкретно? Хотите сделать материал о несладкой жизни российских журналистов?
— Нет. Мне интересен факт смерти одного Звонарева. Как он погиб, почему…
О чем он писал, что думал, с кем общался. Мне нужно знать все о его жизни, не только о смерти.
— Понятно, — вздохнул Корытин, снимая очки. Достав из кармана носовой платок, он протер стекла и снова водрузил очки на нос. — Итак, задавайте вопросы.
— Его убили две недели назад. Мне важно знать, какие именно статьи писал Звонарев перед смертью, над чем работал, какие темы затрагивал. Мне интересен феномен его успехов. Он ведь сумел стать за очень короткое время довольно известным журналистом. Наших слушателей будет интересовать, каким образом в России возникают звезды.
— Отмечу первое обстоятельство, — сказал Корытин, внимательно взглянув на собеседника, — все его разработки копились на персональном компьютере, которым вместе с ним пользовался и наш сотрудник Точкин. Но следователи прокуратуры переписали все файлы, решив проверить, чем точно занимался Слава. Они считают, что это может помочь в расследовании его убийства. Мы все еще не отошли после такого чудовищного преступления. За день до убийства появилась его статья о коррупции среди судейских работников. Олег Точкин да и мы все убеждены в том, что его убили именно из-за этой статьи. Очевидно, кого-то очень обеспокоило появление такого материала в прессе. Но следователи прокуратуры и сотрудники ФСБ сейчас проверяют как раз именно эту версию.
— Я не следователь, — напомнил Дронго, — мне интересны его мысли, его рабочие наброски, формула его успеха. Чем он еще занимался, кроме разоблачения судейских чиновников?
— Он писал на различные темы. Мы подняли все его разработки, проверяем со своей стороны. Надеемся что-то прояснить. Но пока ничего конкретного…
— У него была любимая девушка?
— Была, конечно. Но лучше с ней вообще не встречаться. Она в таком шоке, еще не отошла от потери. Лезть к ней с вопросами было бы жестоко.
— Это я понял. А кроме Точкина, у погибшего были близкие друзья в газете?
Корытин еще раз протер стекла своих очков и снова после недолгого молчания осторожно сказал:
— Мы все были его друзьями. У нас вообще очень дружный коллектив.
— Послушайте, Савелий Александрович, — разозлился Дронго, — насколько я понял, Сорокин попросил вас помочь мне в подготовке моей работы. А вместо этого вы говорите со мной так, словно я следователь, а вы подозреваемый в убийстве.
— Откуда мне знать, кто вы такой? — огрызнулся Корытин. — Я ваши документы не смотрел.