Бремя любви и размышлений
Шрифт:
Что она мне нагадала,
Я сполна от жизни взял.
Зека из тюрьмы домой возвратился
Простым летним утром, пришёл не спеша,
Зека из тюрьмы в свой семейный очаг,
Но радости нет в глазах у жены,
И дети в печали – ведь папа им враг,
Ведь снова начнутся нетрезвые дни,
Да избиения – жестка тут рука,
Синюшные пятна на теле жены,
Голодные дни без хлеба куска.
Но
Хоть сыну двенадцать, а дочке лишь пять,
Пусть стол не богатый, но всё-таки было,
Отцу из тюрьмы пропитание подать.
Отъев со стола, не сказавши не слова,
Уставший с дороги он быстро заснул,
Настал только вечер – зека тут проснулся,
Вставая с кровати, с оскалом зевнул.
Ещё там в тюрьме ему передали,
Что верность давно жена не хранит,
Нашла себе «фраера», да помоложе,
Направо, налево с ним деньги кутит.
Детей не увидел, да видно играли,
На улице где-то, боясь в дом идти,
И муж не боясь ни шума, ни крика,
На кухне жену сумел быстро найти.
И взглядом суровым, как кулак двухпудовый,
Взглянул на жену, и хотел уж сказать,
Как дверь вдруг входную, открыл кто-то бодро,
И обувь с порога стал быстро снимать.
На кухню мужчина, уверенный в силе,
В глаза ему, глядя, спокойно зашёл,
И тут вдруг услышал зека голос дочки:
«Смотри мама, папа с работы пришёл!»
Схватился зека за голову крепко,
Такое услышать, да лучше бы в ад,
Схватил свои вещи в худом рюкзачишке,
И выскочил, прочь, проходя через сад.
Но шёл он недолго, ноги крепко болели
Он сел на скамейку, как вдруг услыхал:
«Зачем ты ушёл, ведь никто даже близко
Тебе слов недобрых там и не сказал!»
Пред ним тут стоял тот, мужчина с квартиры,
И также уверенный, так рассказал:
«Я тоже там был, как и ты отсидел я,
Жену свою с другом вернувшись застал!
Но жить как-то надо, твою как-то встретил,
Она ведь с двумя осталась одна,
И просто уже, было жалко детишек,
И я помогал, ведь помощь нужна!
Пока вдруг однажды твой сын, твоя дочка,
Меня не назвали от сердца отцом,
Ведь я не железный, и всё понимал я,
Придёшь из тюрьмы ты, а твой ли тут дом?
Поверь, что уйти не однажды пытался,
Но как мне оставить, уже не чужих для сердца детей
И я тут остался, тебя дожидаться
Решай,
В саду том деревья цветы раскидали,
Зека сделал паузу, и так сказал:
«Да лучше меня там, на зоне убили,
Зачем же я дожил, сто раз умирал!»
И он взял поднялся, взглянул на мужчину,
И тихо ушёл, без всяких страстей,
Мужчина же в дом, теперь свой, возвратился,
Где ждали жена и двое детей.
Поставил вчера я ставни на окна
Поставил вчера я ставни на окна,
А солнечный луч, в окно вход не нашёл,
И так как прохода для лучика нету,
То он, от расстройства собравшись, ушёл.
Догнал я его, уходящим в дороге,
И очень просил: «Вернись ты, назад!»
Но солнечный луч был обижен, и очень,
Своим развлечением, выбрав асфальт.
Я ставни все снял, ни к чему темнота мне,
И в доме тут стало намного светлей,
Как часто не видим мы лучика солнца,
Вот так обижая ошибкой своей.
Собачки
Какой же этот день,
Приятный непогодой,
Собачке, при хозяине,
Гарцующей свободой.
На землю нос направив,
Среди травы с трудом,
Подняв заднюю лапку,
Кропит собой кругом.
Собачья жизнь не хитра,
Поела, спать легла,
Проснулась, поиграла,
Гулять во двор пошла.
Когда хозяин есть,
Такая жизнь собак,
Бездомным тяжелее,
Их жизнь просто мрак.
Чтобы поесть немало,
Им надо пробежать,
Помойки, уголки все
Вниманием объять.
Но главное бездомной,
Живой ещё остаться,
Опасностей немало,
Ей надо опасаться.
Отраву в еду сыпят,
Чтоб умерли они,
Стреляют в них, чем могут,
Суровы жучек дни.
И если вдруг бездомную,
Ты в дом к себе возьмёшь,
То лучшего ты друга,
Для сердца обретёшь.
Собака всею жизнью,
Тебе будет верна,
И точно не забудет,
Хозяйского добра.
На жизнь кидаю взгляд я бесприцельный
Памяти собаки по кличке Граф, взятой, когда то с улицы грязной и голодной! А при приведении в порядок, оказавшемся красавцем голубым той-пуделем, радовавшей мою семью и очень любившей нас, как и мы его!