Бремя страстей

Эта женщина лгала. Лгала умело. Чертов­ски умело!

За годы, что Т. Джон Уилсон проработал в должности помощника шерифа, у него вы­работался нюх на лжецов. Ему пришлось по­знакомиться с «лучшими» представителями населения округа: дешевыми осведомителями, головорезами, ворами, профессиональными убийцами — и ему легко было распознать за­блудшую душу среди тех, с кем сводила его судьба.

Эта красивая женщина, не просто красивая, а состоятельная красивая женщина, что-то скрывала. Что-то очень существенное. То, что вынуждало ее лгать, демонстрируя при этом восхитительно белоснежные зубы.

Спертый воздух в комнате дознания пропи­тался едким запахом табачного дыма. Некогда бледно-зеленые стены успели покрыться серым налетом грязи и пыли за время, прошедшее с тех пор, как их закрасили в последний раз, еще до того, как начали урезать бюджетные ассигнования, но Т. Джон чувствовал себя здесь уютно и уверенно, восседая на крепко сбитом старом стуле. Он потянулся к нагруд­ному карману за пачкой сигарет, но вспомнил, что вот уже два месяца как бросил курить, и утешился пластинкой «Дентайна», которую не спеша развернул, сложил пополам и запих­нул в рот. Конечно, жевательная резинка не заменит доброй затяжки крепкой сигаретой «Кэмел», но с этим приходится мириться. По­ка. До тех пор, когда он, наконец, прекратит перманентную войну с пагубной тягой к нико­тину и вновь одержит верх старая привычка.

— Давайте пройдемся еще раз,— предло­жил он, откинувшись на спинку стула и забро­сив ногу в тяжелом ботинке на колено.

Его напарник, Стив Гонсалес, остался стоять, упи­раясь плечом в дверную раму и скрестив руки на худосочной груди; взгляд его темных глаз неотрывно был направлен на женщину, кото­рая оказалась в центре всего происшедшего: убийство, поджог, а возможно и что-то значи­тельно большее.

Нарочито небрежным жестом Т. Джон при­двинул к себе папку и начал листать страницы, пока не дошел до записи сделанного ею в от­сутствие адвоката заявления всего лишь нес­колько часов назад.

— Ваше имя?..

Ее янтарные глаза вспыхнули от возмуще­ния, но не вызвали в нем и намека на чувство вины за то, что ей придется снова пройти через всю эту процедуру. В конце концов, она обяза­на сделать это для него, коли ситуация не проясняется, а она явно не намерена сдавать своих позиций… Ну, надо же, вцепилась зуба­ми, как бульдог, и повисла. Репортеры никогда не отказываются от своих слов, во всяком случае, в тех делах, которые оказываются в ве­дении представителей закона или окружного прокурора; хорошо хоть, у него был в про­шлом небольшой опыт…

— Мое имя Кэссиди. Кэссиди Маккензи… и вам оно уже известно.

— Кэссиди Бьюкенен Маккензи.

Она даже не потрудилась отреагировать на его поправку. Он покачал головой, плюхнул на стол папку и вздохнул. Постукивая кончиками пальцев по поверхности стола, он перевел взгляд на звуконепроницаемое покрытие по­толка, как будто желая, чтобы вмешался сам Господь Бог, скрывавшийся где-то там, между балочных перекрытий.

— Понимаете, я надеялся, что вы настро­ены быть более откровенной со мной.

— Я с вами предельно откровенна. От то­го, что мы будем повторять все заново, ничего не изменится. Ведь вам самим известно, что произошло…

— Ни хрена мне не известно, леди, и перестаньте нести чепуху! — Его тяжелые ботинки выразительно грохнули об пол.— Послушай я не знаю, отдаете ли вы себе отчет в том, с кем вы говорите, но я знавал лгунов и похле­ще вас и справлялся с ними не раз, вот так! — Он щелкнул пальцами так оглушительно, что, казалось, звук рикошетом отлетел от стен.— Осознаёте вы или нет, но вы в большой беде, в большей, чем вам самой кажется. Так что давайте приступим к делу… О'кей? И без вранья. Ненавижу вранье. Не так ли, Гонсалес?

— Ненавидишь,— ответил Гонсалес, почти не разжимая губ.

Уилсон вновь придвинул к себе папку. У не­го появилось ощущение, что ситуация выходит из-под его контроля. Он вообще не любил проигрывать, а уж в тех случаях, от которых зависела его карьера, тем более. Если он ус­пешно справится с этим делом, то мог бы выставить свою кандидатуру на выборах ше­рифа и, чем черт не шутит, занять место Флойда Доддса, которому так и так пора уходить в отставку. Флойд уже давно всем надоел, как прыщ на заднице. А если он не раскроет это дело… О черт, такого даже в мыслях нельзя было допускать. Т. Джону было свойственно надеяться на лучшее. К тому же он никогда не терял веры в себя.

Помощник шерифа бросил взгляд на часы, вмонтированные в стену над дверью. Секунд­ная стрелка продолжала мерно отсчитывать уходящее время. Сквозь мутное оконное стек­ло в комнату проникли прощальные лучи вече­рнего солнца, обозначив на стенах границы тьмы и света, несмотря на яркие флуоресцентные лампы над головой. Они провели здесь уже три часа, и у всех накопилась усталость. Тяжелее всех в эти часы досталось женщине. Она побледнела и осунулась, резче проступили сквозь кожу высокие скулы, глаза цвета темно­го золота глубоко запали. Пламенеющие каш­тановые волосы, стянутые надо лбом кожаным ремешком, обрамляли ее лицо. Еле заметные тревожные линии обозначились в уголках губ ее чувственного рта, который слегка портила гримаска недовольства.

Т. Джон приступил к повторному дозна­нию.

— Итак, ваше имя Кэссиди Бьюкенен Маккензи, вы служите репортером в «Таймсе» и вам известно на черт знает сколько больше того, что вы мне рассказываете, о пожаре на лесопильном заводе вашего папочки.

Ей хватило приличия побледнеть еще боль­ше. Рот у нее приоткрылся, но тут же губы плотно сжались, при этом она застыла на сту­ле, неподвижная как изваяние. Стройную фигу­ру скрывала плотная куртка, от утреннего ма­кияжа на лице не осталось и следа.