Бремя тела
Шрифт:
Ксения ухмыльнулась и тут же присмотрелась к своему отражению в зеркале. Позади — ей так показалось, и потому она хотела в этом убедиться — скользнуло что-то темное. За окном уже было совсем темно, лампочка в комнате едва освещала дальние ее закоулки.
«Где? Куда оно делось? Что это было? — спрашивала сама у себя Ксения, не решаясь обернуться. Она что-то чувствовала: обернуться — значит обнажить свои страхи, показать, что они и в самом деле есть. — Нет, не оборачиваться. Это просто мне кажется. Тень от окна».
Она вздохнула с облегчением, и уже, было, принялась разглядывать
— Вот и я! Не ждали?
Ксения уже успела привыкнуть к выходкам соседки по комнате, но, несмотря на это, продолжала пугаться ее внезапным вторжениям. Особенно шумно Надя вваливалась в комнату в подвыпившем состоянии. Хватало бутылки пива или банки коктейля для того, чтобы самоуверенная и немного хамоватая Надя превращалась в неуправляемое, до безумия веселое базарное животное, стремящееся рассмешить всех своим поведением и репликами.
— Что, не ждала? — Надя медленно закрывала дверь и с удивлением рассматривала Ксению, побледневшую, стоявшую с мокрым полотенцем в руках. — Ты не забудь, это и моя комната. Слышала?
— Слышала, Надя, но мы с тобой договаривались, что ты хотя бы стучишься! И не открываешь дверь ногой. Правильно, тебя не было, когда был обход и комендант общежития тыкал меня носом в пятна от подошв на нашей двери. Думаешь, приятно? — Ксения закипала и была готова взорваться, кинуться на Надю с кулаками. Она мигом забыла о том, что пыталась рассмотреть в зеркале какую-то тень, которая преследовала ее и в душевой, и про парня в автобусе забыла и нарисованное им сердечко на запотевшем стекле. Испуг стер из ее памяти и все сомнения насчет себя. Напротив, она уже была уверена в себе и готова пойти в рукопашную, если бы Надя не одумалась.
— Ладно, не обижайся, — смущенно сказала та, пытаясь повесить на крючок куртку, — в следующий раз обязательно постучусь. И не буду больше долбать дверь. Хотя мне сегодня очень хочется кого-нибудь пнуть из-за этого зачета!
— Парня своего, — предложила Ксения.
Наде после нескольких неудачных попыток, наконец, удалось стянуть с себя куртку и повесить ее поверх уже висевших на крючке вещей.
— Ага, пнешь его! — замешкавшись, ответила она. — Нет, Сашку я обижать не буду, я же его люблю! И он меня любит, между прочим. Найду кого-нибудь другого, чтобы отпинать.
— Когда пересдача? — поинтересовалась Ксения.
Ее руки уже не дрожали, и она продолжила приводить в порядок свои непослушные волосы. Надя одним махом оказалась на кровати. Кровать скрипнула: где-то внизу, под ней, зазвенело что-то стеклянное.
— С ногами и на кровать! Фу! Как можно так вульгарно, отвратительно вести себя девушке? Так что с пересдачей? Когда собираешься?
— Да, говорят, что ближе к сессии пересдачу устроят, — Надя зевнула. — Моя кровать, как хочу, так и прыгаю. А ты не умничай! Сама-то! Кто так волосы расчесывает? Сейчас высохнут, будешь ходить как последняя швабра. Возьми сейчас же фен и уложи, как следует, волосы, чтоб не вылезли. Забыла, как распутывали, когда ты с мокрой головой уснула? Вспомни, как ревела и обриться наголо порывалась. А знаешь, надо было тебя обрить, клево бы было! Все-таки не могу понять, как ты сдала этот зачет. Ведь нужно было решить хотя бы три уравнения из пяти, так?
— Так, — согласилась Ксения. Она уже подвергалась этому допросу в институте, сразу после зачета, и второй раз ей терпеть подобное не хотелось. Всем своим видом она выразила недовольство — наверное, это было столь убедительно, что соседка по комнате громко икнула и, вдобавок, зевнула.
— Фигня какая-то непонятная! — заключила Надя и, посмотрев на часы, нехотя сползла с кровати, достала из шкафчика полотенце и, продолжая что-то причитать, вышла.
III
— Девочки, закройте окошко, а то дует, — причитала Надя, стоя под душем в кабинке. — Еще простудиться не хватало! Ксюха, это ты куришь там в окно? Такая пай-девочка, а пока никто не видит, дымит. Курить вредно, дядя Минздрав тебя предупреждал: «Нэ кури, дэвачка!».
Надя заржала. Такие шутки были вполне в ее стиле, и Ксения даже не обижалась. Напротив, она спокойно вступала в полемику — ответить чем-нибудь острым, чуточку злым — все-таки быть козлом отпущения и объектом насмешек не хочется никому. Конечно, злость — не самое лучшее, что может родиться в нашем мозгу, но если эта злость понарошку, то она вполне простительна.
— Я? Да ты что! Как раз хотела поинтересоваться у тебя, чем ты там в кабинке занимаешься. Может, дежурную позвать, проверит тебя. А я, такая, вся такая хорошая просто стою здесь и жду, когда можно будет, наконец, и мне привести себя в порядок, — Ксения потянулась к окну, но достать до него даже с ее далеко не маленьким ростом было проблемой. Она поставила вещи на подоконник, закинула ногу на батарею и вскарабкалась на нее. С трудом, но окно получилось закрыть.
— Да, оправдывайся, дэвачка, только бычок в окно не выбрасывай, а то снова засекут, что мы тут курим, вообще пипец будет.
Обычная картина в общежитии — столпотворение в душевой. Поначалу это раздражало Ксению, как и многое, с чем ей пришлось столкнуться с самых первых дней учебы. Впрочем, это было даже не раздражение, а реакция на смену обстановки. Стоя одной ногой на подоконнике, а другой на батарее, Ксения окидывала взглядом душевую, одновременно стряхивая с себя пыль и паутину. Все четыре кабинки были заняты. В трех — методично и сосредоточенно мыли голову. В четвертой же просто лилась вода — Даша, второкурсница, приехавшая откуда-то с Украины, стояла и ковыряла в носу.
Ксения улыбнулась, но тут же ее ноги заскользили по подоконнику и батарее. Она вскрикнула. Ее левая нога балансировала в воздухе, другая соскальзывала с подоконника. Ксения в ужасе пыталась уцепиться за воздух, чтобы не потерять равновесие. В тот момент, когда ее правая нога окончательно соскользнула, и падение на кафельный пол с полутораметровой высоты было почти неизбежным, Ксения непонятным образом сумела ухватиться за трубу с горячей водой, которая подходила к батарее сверху.
— Ой, — только и успела крикнуть она.